Одно к одному: чертову штуку колотит, мошонку свело, а в глазах красная пелена, как у быка перед случкой. Но ведь заводит его только женский страх, а она нисколечко не испугана. Тогда в чем дело?
— Зетист? — позвала Белла.
— Что?
Четыре слова, слетевшие с ее губ, придавили грудь, как бетонный блок, и заморозили кровь в жилах. Что ж, зато вымели из башки все прочие мысли.
Фури натягивал футболку, когда дверь комнаты неожиданно распахнулась.
На пороге стоял обнаженный по пояс Зетист с горящими от возбуждения глазами.
Фури про себя чертыхнулся.
— Рад, что заглянул. Кстати, по поводу прошлой ночи… Я должен перед тобой извиниться.
— К чертям извинения. Пойдем.
— Зет, я был неправ…
— Иди. За. Мной.
Фури одернул футболку и посмотрел на часы.
— У меня через полчаса урок.
— Это ненадолго.
— Ладно, пойдем.
Шагая по коридору, он вернулся к затронутой теме:
— Слушай, Зет, мне очень жаль.
Не дождавшись ответа, Фури продолжил:
— Я все неправильно понял насчет тебя и Беллы.
Зет убыстрил шаг.
— И почему-то решил, что ты причинишь ей вред. Ну, в общем, предлагаю тебе рит.
Зетист резко затормозил и оглянулся.
— Какого черта?
— Ведь я тебя оскорбил. Прошлой ночью.
— Ничуть.
Фури покачал головой:
— Зетист…
— Я на самом деле больной, отвратительный мерзопакостник, которому нельзя доверять. И если ты, наконец, понял это своими куриными мозгами, то зачем лезть с извинениями?
Фури осекся.
— Господи Иисусе… Ты вовсе не…
— Прекрати, ради бога.
Зет подошел к своей комнате и открыл дверь.
Белла сидела на кровати, придерживая ворот халата. Смущенная и необыкновенно красивая.
Фури посмотрел на нее, потом перевел взгляд на брата.
— В чем дело?
Зет опустил глаза.
— Иди к ней.
— Что?
— Она хочет пить.
Белла поперхнулась от неожиданности.
— Стой, Зетист. Мне нужен ты.
— Это невозможно.
— Но я хочу…
— Перебьешься. Я сваливаю.
Зетист впихнул брата в комнату и захлопнул за ним дверь. В нависшей тишине Фури не мог определиться, стоит ли ему кричать от восторга или… от злости.
Он глубоко вздохнул и посмотрел на съежившуюся Беллу.
Боже правый, он ведь еще ни разу не кормил женщин. Боялся нарушить обет. Неукротимый нрав и горячая кровь воина давали о себе знать, и Фури полагал, что, допустив женщину к своей вене, он непременно потребует взамен ее тело. Сдержаться же рядом с Беллой было бы еще сложней.
Но ей нужно пить. И какой смысл в обете, если не так-то уж трудно его соблюдать? Настал момент проверить выдержку в экстремальной ситуации.
Он откашлялся.
— Позволь мне предложить себя.
Когда Белла подняла глаза, Фури вздрогнул как ошпаренный. Вот, значит, что чувствует отвергнутый мужчина. Кожа садится на пару размеров и жмет.