— Время, — одними губами сказал Бренар, повернувшись к комиссару, когда его безупречное чувство времени тикнуло профессиональным будильником.
К мужчине подошли, помогли подняться, вывели в коридор. Бренар шёл следом мимо постов и дверей, а мысли скользили далеко, далеко, где есть женщина, которой нет.
— Привет! — хлопнул по плечу, нарушая всякую процедуру, Яр Штапелев, комиссар седьмого участка. Это, получается, был его подопечный, и Бренару пришлось смириться с соседством. Яра он не любил. Яра вообще не особенно любили.
Сегодня процедура была стандартная, Бренар механически отмечал в консервативном бумажном блокноте пункты и параграфы. Для этого человека выбрали электрификацию организма, и теперь служители деловито прилаживали электроды к вискам и груди. Соображения выбора казни Бренару известны не были, да он и не интересовался.
Выставив все галочки, он уселся на стул боком к стеклянной кабинке, за которой ловил свои последние мгновения незнакомый ему человек. Бернар поймал себя на мысли, что не запомнил его лица. Какой он был? То есть пока ещё есть? Рыжий, черноволосый? Кажется, не блондин. Поворачиваться и рассматривать человека Бренар не стал, потому что мысли улетели в ином направлении: в сторону антикварной брошюры — не репринта, а подлинника XIX века. Заказ, стоящий трехлетней зарплаты Бренара, должны были доставить с Земли через неделю. Интересно, неделя — это много или мало? Вот для этого, под электродами?..
Неожиданно Бренар заметил, что вновь думает о работе, и это его слегка обескуражило. Мысли вновь и вновь возвращались к приговоренному, и Станислав с усилием подавил желание оглянуться на человека. Сегодня он что-то не в меру впечатлителен. А при его профессии нельзя. Врач при палаче… Спокойная, консервативная профессия, с глубокими историческими корнями. Профессия, при которой нельзя воспринимать чужую жизнь и смерть близко к сердцу. Сердце-то своё.
Бренар давно понял, что есть особые профессии: чиновник, журналист, врач… чтобы не сгореть лучиной, надо носить броню обязательно: немного чёрствости, чуть-чуть циничности, каплю флегмы и отстранённости. Если всем сочувствовать, всем сопереживать… Хватит ли тебя на всех? Помнится, на какой-то конференции насмешил их, умудренных, вопрос девчонки из интернатуры. Что-то вроде «что делать, если я попаду в отделение для тяжёленьких, и какой-то младенчик помрёт?». Ей, помнится, ответили: «Если отделение для сложных детей, за смену нормально терять ноль целых четыре десятых ребенка. А вот если ноль-пять или ноль-шесть, это уже нехорошо». А она расплакалась…