Подводя итоги 1915 года, главнокомандующий французской армией генерал Жоффр, писал в своем обращении к войскам: «Солдаты республики! К концу этого года войны все вы можете с гордостью смотреть на свое дело и измерить величие совершенного вами. В Артуа, в Шампани, на Воэвре и в Вогезах мы нанесли неприятелю ощутимые поражения и причинили ему кровавые потери. Немецкая армия еще держится, но ее контингент и резервы тают с каждым днем. Чтобы поддержать свой падающий престиж, она вынуждена искать легких и временных успехов на второстепенных театрах военных действий, она отказалась от мысли добиться этих успехов на главных фронтах. Пусть мысль о наших павших братьях внушает нам только клятву мести за них! Тогда как наши враги толкуют о мире, будем думать только о войне и победе!».
Сильно было сказано. Даже слишком. Итак, по мнению французского командования, Германия по состоянию на конец 1915 года больше не в состоянии предпринять каких–либо крупных наступательных операций на главных участках фронта и уже толкует о мере. Что ж, человеку свойственно верить в то, во что ему хочется верить. Наступающий 1916 год ясно докажет: генерал крупно Жоффр заблуждался. И это заблуждение очень дорого обойдется Французской Республике. Германский молот еще был в состоянии наносить страшные, всесокрушающие удары. До мира, увы, оставалось еще очень далеко.
Войны будут повторяться до тех пор, пока вопросы о них будет решаться не теми, кто умирает на полях сражений.
Сегодня, в числе прочих, мою роту наконец–то отвели с передовой в тыл. За две недели стояния в окопах мы потеряли всего восемь человек. Двое погибли от прицельного огня немецких снайперов, один задохнулся в газовой атаке, остальных накрыло артиллерийским огнем в обычной перестрелке. С позиций снимаемся с нескрываемой радостью: за полмесяца сидения в земле все порядком устали и здорово пообносились. Процедура сдачи траншей довольно проста. Вместе с командиром нового подразделения, я обхожу всю линию, показывая наиболее укрепленные, а также и ослабленные места в обороне. Указываю известное нам расположение неприятельских батарей, а также установленные и предполагаемые снайперские точки противника. Вновь прибывшие солдаты выглядят пока еще молодцами, перебрасываясь шутками с моими грязными как черти, оборванцами. Наконец, мы забираем свои пулеметы, оружие, прочее окопное добро, и по ходам сообщения двигаемся в тыл.
Через час пешего марша нас поджидают автомобили. Размытая беспрестанными дождями дорога, превращает путешествие в сущий ад. Машины вязнут в топкой жиже, солдаты, ругаясь по–черному, вынуждены то и дело выталкивать их из этой жуткой грязи. Из–за таких беспрестанных задержек мы добираемся до места лишь к вечеру. Но даже не смотря на нечеловеческую усталость, спать перепачканными как свиньи, не собирается никто. В выделенном нам расположении немедленно закипела работа. Греется вода на кострах, появились корыта для мытья, к интендантам выстраиваются очереди за чистым обмундированием. И здесь, разумеется, дело не может обойтись без скандалов. Вообще, лично я давно убедился: интендант это не профессия, это национальность. В любой армии мира эти жирные, ленивые тыловые бездельники отличаются патологическим воровством и такой же лживостью. Несмотря на наличие новой чистой формы, эти крысы обязательно норовят вам всучить или драное, или давно испорченное белье. Но с опытным солдатом такой фокус у них не пройдет. Распоряжающийся получением обмундирования Гийом, под дружный одобрительный гул окружающих его солдат, откровенно пообещал: если свежее белье сейчас же не появится, то в один прекрасный день интендант найдет под своим матрасом гранату.