Теперь нам пришлось очень тяжко. Под прикрытием газа вражеские гранатометчики и огнеметные расчеты сумели подойти очень быстро и залечь в воронках оставленных немецкими снарядами. Струи пламени сожгли с добрый десяток моих, всех, кто не успел спрятаться. Объятые огнем, они дико вереща катались по брустверу, падали вглубь траншеи, задыхались от скопившегося там газа, рвали себе глотки от страшного удушья. В наши позиции угодило немало гранат. Часть сумели сбросить в глубь окопов, остальные разорвалась на позициях, калеча тех, кто был рядом. Если бы не своевременно вытащенные пулеметы вряд ли бы от моей роты остался хоть один человек. Теперь пулеметный огонь ведется беспрерывно, ни один из этих скотов не должен и приподнятся безнаказанно! Свинцовые струи сумели охладить пыл атакующих, не давали шевельнутся затаившимся в воронках огнеметчикам. Очень скоро в себя пришли все. На бошей обрушился гранатный дождь, так близко они сумели подобраться. За спиной стали бить наши орудия. Ну наконец то! Услышав разрывы своих орудий, ощутил жестокую радость – все, теперь эти псы в западне. Отойти назад они не смогут, все здесь останутся. К тому же газовое облако над позицией рассеялось, а снятые маски сразу сказались на точности стрельбы. Боши пытаются отступить, но падают под нашими выстрелами. Пулеметная очередь угодила прямо в огнеметный баллон. Его хозяин даже не вспыхнул, он просто взорвался, взметнувшись в небо огромным огненным столпом. По линии пронесся радостный гул – огнеметчиков все ненавидят лютой ненавистью, поделом ему. Под нашим огнем оставшиеся в живых пытаются уползти назад как крысы. Но не тут то было. Любой, кто поднимал из своего укрытия голову, тут же получал пулю. Свинцовый ливень пулеметного огня собирает свою жатву. Только очень и очень немногим из бошей удалось вернутся к своим.
В окопах жуть. В страшно изогнувшихся позах лежат те, кто задохнулся газом. Разорванные гранатами. Сгоревшие живьем. Погибшие при обстреле. Сгинувшие от пуль и осколков. Глаза одних плотно закрыты, у других остекленевший взгляд. Хлебнувших отравы видно сразу – глаза вылезли из орбит на посиневших лицах. У тех, кто свел близкое знакомство с огнеметом, невидно глаз. Там вообще ничего не видно, так страшно они обгорели. Стонут раненые. Первую помощь они вновь получают под руководством Жерома. Как никак, но он почти успел окончить медицинский до войны. Отдав приказ о проведении переклички, я сажусь на пустой ящик из под ручных гранат. Сняв с головы каску, жадно закуриваю. В мозгу пульсирует только одна мысль: почему нас раньше не поддержали огнем? Что, сотни снарядов пожалели? Ведь в этом случае боши точно не смогли бы выпустить газ. А наших полегло бы меньше на добрую треть. Сигарета догорев, обжигает пальцы, помогая отвлечься.