— Не все. Он еще мою сестру должен устроить на работу.
— А, ну тогда другое дело. Но только не называйте это любовью. Это — бизнес, деловые отношения.
Она страшно обиделась…
Другая дама тоже обиделась на Дау. Она завела с ним разговор, что у нее с мужем чисто дружеские отношения, ничего больше. Дау никак не отреагировал на это. Тогда она, чтобы выйти из неловкого положения, добавила, что имеет поклонника с громким именем и знакомого юношу, который любит ее со всем пылом двадцати лет.
— Для полного комплекта не хватает только исповедника, — кокетливо взглянув на академика, закончила она.
— Жалкая роль, — возразил Дау.
— Да что вы! — ахнула дама. — Я так хорошо все придумала.
— Но это не вы придумали. У Островского есть купчиха, которая любила мужа для денег, дворника для удовольствия и офицера для чувств.
Наисерьезнейшие вещи Дау умел высказывать в форме шутки, достигая тем наибольшего эффекта. Он никогда не был нудным, наоборот, говорил, что у него, как у Хлестакова, «легкость в мыслях необыкновенная». Как-то один из его многочисленных корреспондентов пожаловался, что ему не дается английский.
— Но английский необходим. Выучить его нетрудно, так как английским языком неплохо владеют даже тупые англичане, — ответил Дау.
У самого у него произношение было ужасное, но он мог говорить с иностранцами, и те его прекрасно понимали.
— Коруша, у меня билеты в театр: англичане привезли «Гамлета». Но пьеса скучная. Ты пойдешь?
— Нет. Возьми Майку, она будет счастлива.
Так я попала на гениального Пола Скофилда.
Это было незабываемо. Когда он заговорил, меня охватил трепет — описать это невозможно.
Дау тоже был потрясен.
— Я не ожидал ничего подобного. Я впервые понял, какую простую вещь написал Шекспир, — сказал он в антракте.
На следующее утро выяснилось, что один из учеников Дау, Иосиф Шапиро, тоже видел этот спектакль. Он записал свой разговор с Дау. Говоря о Клавдии, которого режиссер Питер Брук предложил играть актеру, менее всего подходившему на роль злодея, Дау воскликнул:
— Нельзя, чтобы злодей был так обаятелен!
— Но, Дау, если бы этого не было в жизни, мир не знал бы коварства, — возразил Шапиро.
— Да, да. Но все-таки в театре должно быть как-то не так. Что она влюбилась, это правильно. Но влюбилась-то она в ничтожество. А тут не так. Брук переборщил. Идея хорошая, но он переборщил. Получается что-то вроде оправдания подлеца в глазах зрителя.
Шапиро предложил свое объяснение:
— Так получается потому, что Скофилд недоигрывает в кульминационных сценах. По дарованию он не трагик.
— Вы так думаете? Вот как? Мне это в голову не приходило! Я только чувствую, что что-то не так.