— Поджарь картошечку! Нет, лучше сделай омлет! Впрочем, давай картошечку… А может быть, все-таки омлет? Или лучше картошечку? А? Да ну тебя, Оля! Решай сама, в конце концов! Что, у меня нет других забот, что ли! Картошечку — и точка… Или омлет…
— Вот тебе чай, вот овсяное печенье! — выходила из себя жена. — Хочешь — ешь. Не хочешь — уходи из кухни!
Ленин и Смолкин виделись редко. Жизнь постоянно разводила их в разные стороны. Миха сидел в роддоме и ожидал появления на свет второй дочери, а Ленин тем временем въезжал на пыльном танке в Бейрут. Миха сдавал экзамены на степень доктора права, а Ленин искал шлем Александра Македонского в песках Сахары. Миха дробил камни в почках, Ленин заседал на Всемирном еврейском конгрессе. Миха читал лекции в университете, Ленин снимал проститутку на Тель-Барухе. Но где бы ни находился и чем бы ни занимался Миха Смолкин, он всегда помнил о Ленине. Ленин же, куда бы ни заносила его судьба, с педантичностью ментора присылал Михе красочные открытки с наставлениями.
«Держи хвост револьвером! — писал он из Стамбула. — Мысли инако! Будь человеком!» И Миха держал, мыслил, был.
«В ружье! Целься! Пли!» — приказывал Ленин из Антананариву. И Миха палил в белый свет как в копеечку.
Каждый новый год шестого тысячелетия они отмечали вместе. Ленин неизменно появлялся за день или за два до праздника, сам всегда новый, с новыми мыслями и идеями. Он то возвращался из Претории, где изучал африкаанс, то заваливал прихожую Михиной квартиры очередным тиражом своей порнографической брошюры «Два шага налево», то одаривал скромную Михину жену Ольгу новейшим американским стимулятором, от одного вида которого волосы на ее парике самопроизвольно вставали дыбом.
За день до праздника Миха покупал в ближайшей лавке ящик темного пива и буханку темного хлеба. Другого угощения Ленин не признавал. Только изредка, под особенную закуску и настроение, он позволял себе выпить стакан-другой дешевой водки.
Вечер проходил по строго заведенному ритуалу. Сначала они пили и ели. Затем Ленин рассказывал о своих похождениях (при этом дети вместе с Ольгой насильно выпроваживались в другую комнату). Потом включали музыку и танцевали. Ленин с Ольгой. Ольга с Михой. Миха с Лениным. После танцевальной разминки Миха торжественно доставал из секретера большую шахматную доску с фарфоровыми фигурами и несколько раз подряд позорно терял качество в ферзевом гамбите.
— Мат, батенька! — похохатывал Ленин и железными пальцами сдирал пробку с очередной бутылки пива.
Миха еще несколько минут тупо смотрел на доску, затем поднимал руки, с наигранной беспомощностью произносил: «Сдаюсь…» и шел заваривать чай.