Вдруг ей показалось, будто ее тело — расплавленная свеча. Она подумала, что плавится, сливаясь с дождем. Посмотрела на ноги — и поняла. Она забыла, что все еще окрашена, а вода смываете нее краску. По улице следом за ней струился неровный белый ручеек, извилистый молочный поток, стекавший с ее спортивного костюма на мостовую Веласкеса, ручей, который дождь тщательно стирал со свирепой точностью художника-пуантилиста. Белый, белый, белый.
Шаг за шагом, омытая водой, Клара темнела.
Красный. Доминировал красный цвет. Красный, как месиво смятых маков. Мисс Вуд сняла очки, чтобы разглядеть фотографии.
— Мы нашли ее сегодня утром в леске около Винервальда, — пояснил полицейский, — в часе езды от Вены. Нам позвонили два любителя орнитологии, изучавшие крики сов. Ну, на самом деле они позвонили в обычную полицию, а лейтенант-полковник Хаддл позвонил нам. Так всегда бывает.
Пока полицейский говорил, Босх передавал мисс Вуд фотографии. На них была трава, стволы буков и какие-то цветы, на удивление — была даже мухоловка, сидевшая на траве рядом с изорванной в клочья розоватой блузкой. Но все было красное, даже торчавшая из-за дерева туфля в форме плюшевого мишки. Мордочка мишки улыбалась.
— Эти клочья кругом… — сказала мисс Вуд.
Стол был огромным, и сидящий напротив Вуд полицейский не мог видеть, на что она показывает, но прекрасно знал, о чем речь.
— Это одежда.
— Почему она так изорвана и перепачкана кровью?
— Да, хорошее замечание. Это первое, что нас заинтриговало. Но мы нашли остатки ткани в ранах. Вывод прост: он разрезал ее одетой, а потом сорвал остатки.
— Почему?
Полицейский неопределенно пожал плечами:
— Возможно, изнасилование. Но доказательств мы не нашли, хотя ждем окончательного заключения медэкспертизы. Однако поведение этих типов не всегда следует логичной схеме.
— Ее… ее как будто показывают, правда? Разложена, чтобы ее фотографировали.
— Вы нашли ее именно так? — спросил Босх у полицейского.
— Да, лицом вверх, с раскинутыми руками и ногами.
— Он не снял этикетки, — показал Босх мисс Вуд.
— Да вижу, — откликнулась мисс Вуд. — Этикетки трудно сломать, но приспособление, которым нанесены раны, могло разрезать их, как бумагу. Уже определили, чем он пользовался?
— Что бы это ни было, ясно одно: это дело электроники, — ответил полицейский. — Думаем, хирургический трепан или какая-то автоматическая пила. Каждая рана — глубокий ровный разрез. — Он протянул руку через стол и кончиком карандаша указал на одну из ближайших к нему фотографий. — Всего их десять: два на лице, два на груди, два на животе, по одному на каждом бедре и два на спине. Восемь из них перекрещиваются. Таким образом, всего четыре креста. Порезы на бедрах представляют собой вертикальные линии. Только не спрашивайте меня почему.