— Церемония клятвы предполагает посвящение своего меча сеньору. Но седьмой меч они получат только через мой труп! Я лучше брошу ему вызов.
— Бросишь вызов тысяче? — покачал головой Ннанджи. — Он будет посылать их тройками против тебя, оставив себе место последнего.
Боарийи был вправе сделать это. Дороги чести теперь мог выбирать только он. Мог и не отвечать на вызов лично, если не захочет.
— Тогда мне нужна консультация, — сказал Уолли. — Мы поймали колдуна, самого мага Сена, человека, спровоцировавшего сбор.
Хонакура охнул и просиял.
— Это величайшая победа, милорд! Новое чудо. Нет, Великое Деяние! Чудесно, Лорд Шонсу! Как бы нам использовать его? — Он собрал морщины в задумчивую гримасу.
Шумел ветер, сияло солнце, корабль покачивался.
Спустя некоторое время жрец помотал головой. Теперь все выглядели недоумевающими.
Никаких идей.
— Ты мог бы созвать новый сбор, милорд? — предложил Уолли.
— Богиня благословила этот, — возразил жрец, — может, и вправду Она прислала Свой меч предводителю? Иначе я не понимаю.
Уолли встал на ноги.
— Ну, если ты не понимаешь, святейший, то мы и подавно. Это длинный меч. Для него нужен высокий воин. Боарийи выше меня. Думаю, я должен дать ему шанс завоевать его.
— Но тебе нужен открытый поединок! — закричал Ннанджи. — Ты же не можешь драться со всем сбором!
— Если воины соберутся, — раздалось глубокое контральто, — я спою им новую балладу.
На палубе появилась Доа. Она выглядела еще хуже других. Лицо ее осунулось, тело исхудало больше, чем у всех. Она, наверное, и не спала с тех пор, как они отплыли от берегов Сена. Она сделала так, как и говорила: провела два часа с Ротанкси, не то расспрашивая его, не то отчитываясь (если и вправду была колдовской шпионкой). После забилась в угол, пощипывая струны лютни дни и ночи напролет, никого не подпускала к себе. Она отказалась от пищи и на любые попытки обратиться к ней кричала, чтобы ее оставили в покое, потому что она пишет балладу без воспевания кровопролития.
Уолли думал, что она впала в полный аутизм.
Теперь же, на удивление, ее надменность и язвительность исчезли. Глаза потемнели от возбуждения, но в них не было дикости. Так, значит, баллада закончена? Уолли должен был бы ее послушать прежде других, но он не был уверен, есть ли у него шанс на это.
Моряки расступились, чтобы дать дорогу высокой женщине, одетой лишь в два небольших куска голубого шелка. Хонакура изумленно уставился на нее, потом перевел взгляд на Уолли. Затем встал и спокойно салютовал.
— О ком эта баллада? — осторожно спросил он.
— О Лорде Шонсу. Она очень хороша.