Почтенная Ули, жрица третьего ранга, шла большими шагами по набережной Касра, подол коричневого балахона взвихрялся ее ногами, черные мысли одолевали ее. Солнце грело жарко, но ветер раздувал ее одежды, играл волосами, бросал в глаза пыль, так что она не могла понять, чем вызваны ее слезы — досадой или попавшим в глаза песком.
Город превратился в сумасшедший дом, заполненный буйными больными, и эти ненормальные прибывали ежедневно. Она как раз проходила мимо тележки фруктовщика с одной стороны, в то время как с другой пристроились два молодых воина, выбирая понравившиеся яблоки. Они не только не собирались платить, но даже не сказали спасибо хозяину и не взглянули в его сторону. Если так пойдет дальше, бедняку не останется средств к существованию, а дома у него восемь-девять голодных ребятишек.
Воины! Она скрипнула зубами. Она сохранила еще все свои зубы.
Воины шестерками. Воины дюжинами. Они гордо стояли на всех перекрестках и бодро маршировали по ним, они задирали всех подряд и развратничали. Ули сердито оглянулась на свист мечей — Пятый, ведущий десять человек, салютовал Шестому с пятерыми. Чтоб им всем провалиться!
Ежедневно в храм приходили потерпевшие — мужчины, ограбленные или избитые, изнасилованные девушки, домовладельцы, выброшенные из своих домов. Жрецы им могли только сочувствовать. Ежедневно жрица Ули благодарила Богиню, что она — женщина, носящая одежду, а значит, неприкосновенна и может не бояться насильников. Хотя, конечно, этим молодым безобразникам нужны женщины помоложе. Ну что ж, это — еще одна защита.
Сбор перевернул весь город. Он коснулся даже ее скромной жизни… Она давно уже серьезно подумывала, не принять ли ей предложение Джиннино Четвертого, почтеннейшего драпировщика, достойного вдовца, отца трех детей, настоятельно нуждающихся в хорошей матери, которая обучила бы их благородным манерам. Она уже почти решила согласиться. Он дал твердое обещание, что все посягательства на ее особу будут редкими и они прибывали гораздо быстрее, чем убивали друг друга.
В это время она подошла к двум бронзовым статуям, до такой степени изъеденным коррозией, что трудно было даже определить, кого они изображают — мужчин или женщин. Здесь же был и голубой кораблик, о котором ей говорили. Она расправила плечи и решительно шагнула к сходням, потом остановилась, оглядывая палубу. Никогда раньше ей не приходилось бывать на кораблях. Кораблик оказался небольшим, он был чист и приятно попахивал кожей. Несколько моряков сидели кружком, один из них поднялся навстречу. У него был нож, значит, начальник. Третий, как и она… Но ей было велено приветствовать его как старшего — постыдное требование для жрицы! Манеры его оказались не блестящими, но выслушал он вежливо.