И не мог Моя Медич объяснить этому печальному Николе, что у него мурашки по коже начинают бежать от одного только девичьего взгляда! Никола не хотел вслушиваться в щекотливый шепот жизни, в то время как в ушах Мои расцветали миллионы роз. Вот и сейчас Моя вдохновенно рассказывал, а Николе казалось, что его друг ослеп или не желает замечать настоящие тайны жизни.
Моя, задыхаясь, рассказывал Тесле о том, что он, Йован Белич, Никола Прица, Юлиан Бартакович и даже Джуро Амшел ходят учиться танцам к Пьетро Синьорелли. Те, кто помнил Мою Медича по Госпичу, подивились бы проснувшемуся в нем таланту танцора. Ребятишки Госпича помнили насупленного толстячка, который отличался странной походкой: за левой ногой тут же следовало левое плечо, за правой — правое. В средней школе в Раковаце Моя «исправился» и перестал шататься на ходу. Начал следить за одеждой, а теперь читал своему скучающему товарищу, Николе Тесле, лекцию о — вальсе!
Моя доверительно сообщил Николе, что в школе танцев они заучивают не только старые вальсы типа «Утренние листки» и «На прекрасном голубом Дунае», но и свежие мелодии, а господин Синьорелли обещал, что скоро поступят ноты самой последней оперетты, сочиненной Иоганном Штраусом в этом году, — «Венская кровь». Моя хихикал, рассказывая, как он поспорил с Йованом Беличем по поводу того, носит ли Иоганн Штраус только усы или бакенбарды тоже, как император Франц-Иосиф. Моя пытался заставить незаинтересованного Николу подивиться вместе с ним тому странному факту, что король вальса, под дирижерской палочкой которого кружится вся Европа, не умеет, по его же собственному признанию, танцевать!
— Он не умеет, а я умею! — воскликнул великолепный Моя. — А вальс танцевать очень просто. Раз-два, встать на цыпочки!
— А не слишком ли это глупо? — спросил посерьезневший Никола.
— Может быть, самую чуточку, — отозвался Моя, — но зато как интересно! Раз-два, встали на цыпочки!
Никола поразился, глядя, как вчерашний увалень Моя кружится по карловацкой мостовой. Танцевало не только тело выпускника Мои Медича, но и его мысли. Большой мир гудел от шепотов и обещаний, а над ним кружился романтический любовник Моя Медич, этот Пушкин и Байрон нашего времени.
— Раз-два, встали на цыпочки!
Кружась, неустрашимый Моя потерял равновесие и поскользнулся. К счастью, он успел втянуть голову и потому не ударился затылком об лед.
— Моя! — перепугался Никола Тесла, который только что осуждающе смотрел на друга.
Он бросился поднимать его, но тут поскользнулся и сам. Удар костлявого тела об лед просто парализовал его. Он медленно растер поясницу, и боль потихоньку отступила.