— Понимаешь, я тогда была моложе Лолы, и меня абсолютно не интересовали амуры таких старых теток, как тридцатилетняя Фифи. Меня вообще не интересовали амуры! Меня интересовала только экология и журналистика. Да, не смейся. Экология. На полном серьезе. И я мечтала сделать какой-нибудь совершенно необыкновенный материал, чтобы получить большой грант и, соответственно, возможность образования. А потом приложить все силы для защиты окружающей среды. Ну не смейся, Марк. Надо мной же тогда смеялись абсолютно все! И мама, и ее поклонники, и мои одноклассники.
Не смеялась одна Фифи. Она пыталась вести у нас в школе факультатив по стилистике, но буквально через пару недель на занятия стала приходить только я, и ее факультатив быстро прикрыли. Но Фифи, тут надо отдать ей должное, все-таки что-то там во мне разглядела и устроила внештатником в нашу местную газету, где работала сама. Мама уже не смеялась, а страшно негодовала: незачем девочке общаться с незамужней женщиной! Ничему хорошему та ее не научит. Тем более незачем вертеться среди репортеров — одно пьянство и разврат. Девочке должно подружиться с хорошим одноклассником, желательно с соседом, а по окончании школы, не затягивая, выйти за него замуж. Одноклассник и сосед имелся у мамы на примете, но меня тошнило уже от самой ее идеи. Экология и журналистика!
После школы я сразу же отправлялась к Фифи в редакцию. И делала там все для нее — перепечатывала ее тексты, расшифровывала интервью, составляла по ее запискам материалы, вычитывала верстку. Сама же Фифи после моего прихода обычно убегала по делам редакции. Теперь-то я понимаю, что была для нее просто «негром», а тогда страшно гордилась ее доверием — я же сидела за ее столом! Зато и научилась многому, чему никогда не научит институтская профессура. Только практика.
Однажды позвонил какой-то мужчина и попросил Фифи к телефону. Я сказала, что мадемуазель Вержиль еще не вернулась из мэрии, где она делает репортаж о встрече нашего мэра с мэром итальянского города-побратима, и посоветовала позвонить ближе к концу рабочего дня. Мужчина поблагодарил и повесил трубку. А через какое-то время в редакцию влетела разъяренная Фифи и стала орать на меня, дескать, как я смела всем докладывать, где она и что она делает. Я была потрясена. Я сказала чистую правду! И она сама всегда просила меня обязательно говорить, где она, когда звонят и спрашивают.
Я вернулась домой в слезах и пожаловалась маме. А мама начала злорадствовать, мол, она всегда мне говорила, что не нужно с газетчиками якшаться. Что там — сплошной разврат. И что Фифи — любовница мэра. И что после встречи с мэром-побратимом наш мэр наверняка с ней отдыхал. А тот мужчина, который звонил, тоже наверняка ее другой любовник. И что весь город уже знает, что он застал их вместе и устроил скандал.