— С точки зрения историка, мсье Леон прав, — гордо и невозмутимо констатировал Зигрено.
— Это открытие потрясет светил исторической науки! — восторженно подхватил Леон. — Мы сфотографировали углубление для тайника, обнаруженное мэтром под изображением всадника рядом с остатками плиты, на которой высечена подкова…
— И все? — Я откровенно расстроилась.
Конечно, для историка это выдающееся открытие, Леон — одержимый историк, по словам мадам Сижу… А для меня? Какой-то голос словно внушал мне: если не найдешь все фигурки, то и Леона не будет с тобой!
— Мадемуазель Катрин, — Леон участливо смотрел мне в глаза, — не расстраивайтесь. Мы же не виноваты, что родились слишком поздно и кто-то уже успел порыться в тайнике.
Я вспомнила слова мадам Сижу о том, что Леон родился с опозданием на пятьсот лет, и немного успокоилась. Какая же я глупая: все не верила в реальность завещания, а сейчас расстраиваюсь, что тайник уже вскрыт. Но ведь он был, все сходится!
— Значит, завещание настоящее? Мои “рыцари” дружно рассмеялись.
— А вы не сговорились между собой насчет барельефа и тайника? — Мне было странно взаимопонимание между ними. — Вы же понимаете, что я не решусь спуститься в эту дыру?
Неожиданно Зигрено обнял меня.
— Прекрасная Катрин, мы все сфотографировали!
— Предлагаю в качестве благодарности отдать нашу корзину мадам Сижу и ее фрейлинам и поскорее отправляться в Шинон. Уважаемый маркиз Печати и Штампа, мы обязаны сегодня же сделать третье открытие в честь нашей королевы!
— Полностью согласен с вами, кавалер Иглы и Наперстка! Вперед, нас ждет Шинон!
Я с изумлением смотрела на горящие глаза своих рыцарей. В стенах пятой северной башни с ними точно произошло какое-то дружелюбное чародейство…
Глава 33, в которой мы были на скалистом мысе Шинон
К вечеру мы были, как высокопарно выразился Зигрено, “на скалистом мысе Шинон”. Мы остановились в старинной гостинице, помнившей, если верить мемориальной доске на стене, еще Проспера Мериме. По-моему, гостиница помнила не только Мериме, но и Орлеанскую деву, если судить по ветхости постройки.
Я не ошиблась: в гостинице об Орлеанской деве напоминало все, начиная от названий блюд в ресторане и заканчивая певицей, подстриженной а-ля Жанна Д’Арк и красовавшейся на крошечной эстраде в облегающих штанах, в ботинках с загнутыми носами и в коротеньком стеганном жилетике-пурпуэне.
Мы расположились рядом с эстрадой и с удовольствием ужинали, обильно запивая исторические блюда вином, даже Зигрено, днем не позволявший себе лишнего, теперь расслабился и даже покачивал головой в такт незатейливой музыке. После Анжера Зигрено нравился мне все больше. Конечно, он не выдерживал никакого сравнения с Леоном, тем не менее был явно приятнее и привлекательнее большинства мужчин его возраста. Он перекидывался с Леоном галантными остротами, куртуазно-вежливо разговаривал с “королевой Катрин”, приняв игру Леона в “вассалов”. Честно говоря, если днем меня раздражали их взаимные неприветливые взгляды и выпады Зигрено, то сейчас мне откровенно нравилось находиться в обществе двух влюбленных в меня мужчин. И невольные прикосновения рук Леона, когда он передавал мне хлеб или салфетку, больше не вызывали во мне прежнего трепета. Я просто знала, что он меня любит, а я его. И поэтому я любила всех — и Зигрено, и официанта, и людей за столиками, и певичку.