— Веди, Булатников! — позабыв былые раздоры, крикнул мой непосредственный командир. — Вперёд!
И мы побежали по гулким коридорам дредноута, преследуя убегающих солдат и воздухоплавателей, спешивших спасти свои жизни. Первое организованное сопротивление нам оказали минут через пять после того, как мы ворвались внутрь летучего левиафана. В длинном коридоре британцы соорудили нечто вроде баррикады, и обстреляли нас. Мы не стали ввязываться в перестрелку, налетев на них и, как говориться, взяв на копьё в считанные секунды.
А вот мостик пришлось штурмовать по всем правилам. Он был хорошо укреплён, и дрались британцы отчаянно. Нас встретили ураганным огнём, так что пришлось всё же залечь за порог у дверей в коридор и палить в ответ. Что впрочем, не приносило ощутимого результата.
— Эх, жаль, гранат нету! — пожаловался Булатников. — Закидали бы мостик враз!
— Чего нет, того нет, — пожал плечами Антоненко. — Надо прорываться так!
— Это да, — кивнул Булатников. — как обычно, мы первые, вы — за нами! Полундра!!!
И он без предупреждения вскочил в полный рост и бросился к входу на мостик. Воздушные пехотинцы кинулись за ним. И легли все как один под пулями британцев.
— Солдаты, вперёд! — не дал нам опомниться Антоненко. — Вперёд!
Мы пробежали по коридору, всё ещё затянутому пороховым дымом, и обрушились на не успевших зарядить мушкеты британцев. Стрелять не стали, пустили в дело штыки. Схватка была очень короткой, но яростной. На мостик мы ворвались окровавленные и злые что твои черти. Кажется, капитан и офицеры дредноута пытались сдаться нам, но мы никого не щадили. В этот момент мы были более зверьми, нежели людьми, а звери жалости не знают. Хищные опьянённые кровью звери. И единственное, что делает нас людьми — это способность раскаиваться и мучится совестью после, ну и конечно, кошмары, преследующие долгими ночами.
— Что теперь, господин штабс-капитан? — спросил у Антоненки подпоручик Эбергард-Шютц.
— Отходим к стрелковой галерее, — приказал тот, — и дожидаемся батальон. На «Гангут» вернёмся все вместе.
— Есть, — ответили мы.
Мы отступили к стрелковой галерее, следуя тем же стрелкам, какие были и на «Гангуте». Правда, никто из нас не разумел английского, и ориентироваться приходилось по кровавым следам и нашим представлениям о языке бриттов. Бросать тела воздушных пехотинцев и наших солдат, павших при штурме мостика, очень не хотелось, однако тащить их с собой через весь дредноут не представлялось возможным. Тем более, что враг мог атаковать нас в любой момент. Британские офицеры и сержанты должны были привести своих солдат в чувство и организовать нам сопротивление.