— У женщин-водителей, особенно молодых и красивых, есть один недостаток, — ухмыльнулся Майк Смит, — им нельзя доверять на дороге.
Я замахнулась на него своими папками, и он отскочил к двери.
— Готов поспорить, Трейси, когда ты сдавала экзамен по вождению, ты надела что-нибудь невероятно соблазнительное — скажем, купальник?
Я снова бросилась на него, но он спрятался за дверью.
Уэйн обхватил меня за талию и усадил на стул.
— Разве можно дразнить маленького, беззащитного ребенка? Успокойся, милая! Ты не можешь пойти в класс в таком состоянии!
Я вырвалась, вскочила со стула и бросилась к двери.
— Почему все обращаются со мной как с недоразвитой, безответственной дурочкой?
— Я бы так не сказал, Трейси, — открыл передо мной дверь Уэйн. — Мы просто все о тебе заботимся. Мы бы не стали обижать такую крошку, как ты. Ты ведь знаешь, кто ты, правда? Любимица учителей, особенно их мужской половины.
Я фыркнула, отчего он снова рассмеялся, и отправилась наконец на урок.
Еле дождавшись конца дня, в четыре пятнадцать я осведомилась у миссис Уилкинсон, свободен ли директор. Она кивнула, я постучала и вошла. Он уже держал в руках свой портфель.
— У вас пальто с собой, Трейси? Полагаю, мы немножко прокатимся, — улыбнулся он. — В моей машине.
— Куда, мистер Хардвик?
— Да просто покатаемся. Мне нужно пораньше быть дома, поэтому мы далеко не поедем.
Мы вышли из здания школы через главный вход.
— Вы не забираете Колина? — спросила я.
— Нет. Он в гостях у приятеля.
Мы ехали по шоссе в западном направлении. Я расслабилась и разглядывала мелькавший за окнами пейзаж. То тут, то там выжженная трава портила зеленые краски полей. Мы миновали заброшенный угольный рудник, небольшие рощицы, И вдруг, к моему удивлению, машина остановилась.
— Теперь поведете вы, Трейси, — сказал он, не выключая двигателя.
— Не могу, мистер Хардвик, — воспротивилась я. — Только не вашу машину.
— Я уже все это слышал. И между прочим, так часто, что в следующий раз, когда вы это скажете, я… я…
Он повернулся ко мне и обхватил руками мою шею. Я инстинктивно вскинула руки и попыталась освободиться. Но потом произошло нечто невероятное. Мои руки замерли, и я вдруг поняла, что не отталкиваю, а сильнее прижимаю его пальцы. Мне хотелось, чтобы он вечно держал меня так. Я подняла на него глаза, и мне захотелось, чтобы мир перестал существовать. Я отдала свои самые глубокие чувства человеку, который ничего ко мне не испытывает, кроме отеческой заботы, и относится как к безответственному ребенку, которому нужны защита и руководство взрослых.