— Тебе решать, — безразлично отозвалась девушка.
— В номере, — определил мужчина.
— Я только надеюсь, ты не ожидаешь от меня слишком многого, — деловито оговорилась Гизелла. — Я никогда не делала ничего такого.
— Какого такого? — не понял Роман.
— Никогда не занималась любовью, — просто уточнила она.
Роман Магнати посмотрел на нее. Задержал взгляд, отставил бокал, сомкнул руки замком на коленях, чуть подавшись навстречу Гизелле, прищурился и шепотом спросил:
— Ты… девственница?
— Ну да, — ответила девушка.
Он звучно втянул ноздрями воздух и откинулся на спинку кресла, по-королевски возложил локти на подлокотники и. отведя глаза в сторону, процедил:
— Тогда забудь.
— В смысле? — настала ее очередь удивляться.
— Я не совращаю детей.
— Я не ребенок. Ты сам прекрасно это знаешь, — возмутилась юная фермерша.
— Для меня ты все равно что ребенок, — сказал он.
Гизелла передернула плечами.
— О каком совращении может идти речь? Я отдаю себе полный отчет в своих и твоих поступках. Если бы я этого не хотела, ни ты, никто другой не смог бы меня заставить. Или это такой царский каприз?
Роман пристально вгляделся в девушку.
— Я догадывался, что ты не слишком опытна, но не предполагал, что настолько. Мне очень жаль, но секс исключен!
— Очаровательно! — гневно бросила девушка и сделала большой глоток вина.
Некоторое время Роман смотрел в потолок, в окна, себе под ноги, тогда как Гизелла выжидающе цедила солнечно-розоватый напиток, игривые нотки которого уже водворились в ее сознании.
— Ты должна четко представлять, на что идешь, — сказал наконец мужчина. — Я не разбиваю сердца. И не хочу, чтобы у этой связи были последствия. Под последствиями я понимаю всевозможные драмы, истерики, претензии, — исчерпывающе разъяснил он свою точку зрения.
Гизелла была заинтригована. Она не могла понять, из-за чего столько нервозной болтовни. Теоретически она предполагала, что собой представляет близость между мужчиной и женщиной. И более прочего в этом действе ее волновали возможные болезненные ощущения, как у многих бывает в самый первый раз. Она много раз думала об этом и решила, что проблема не стоит беспокойства и что боль вряд ли будет такой сильной, чтобы нельзя было пережить. Все это проходит.
Возможно, настал ее час, со свойственным ей практицизмом рассуждала Гизелла.
Выслушав предостережения Романа, она таинственно улыбнулась ему и сказала, понизив голос:
— Нельзя разбить сердце, которое не знает любви. А для любви одной страсти мало… Поверь, ты ничем не рискуешь. Мы даже толком-то и не знаем друг друга.