В юности Дженнифер, как и все, писала стихи, но теперь вспоминала об этом без энтузиазма: ее раннее словотворчество казалось ей самой ужасно слабым.
Ее душа просила чего-то величественного.
И вот — самый величественный в мире город, где можно все увидеть и всему научиться.
В аэропорту она ожидала увидеть кого-нибудь с плакатом Университета Вашингтона: она неоднократно видела в кино, как кого-нибудь встречают. Ей пришлось изрядно понервничать: Дженнифер вертела головой, пытаясь рассмотреть этот плакат, но именно его не было. Встречали «Доктора Джона Рипли», «Миссис и мисс Маккей», кого-то из «Юнион банк» или того, кто прилетел в этот самый банк по делам... Никто не держал таблички ни с ее именем, ни с эмблемой принимающего университета, что было совсем неприятным сюрпризом.
Промаявшись двадцать минут в надежде, что кто-нибудь все-таки придет по ее душу, Дженнифер извлекла из сумки приглашение и нашла на листочке адрес: Восьмая авеню, 134. Отлично. Значит, нужно добираться самой. Всего-то. Дженнифер изо всех сил старалась не обращать внимания на шевельнувшееся внутри нехорошее, неуютное чувство.
Как только она вышла из аэропорта, ее, не успевшую опомниться, и ее чемоданы, которым было все равно, подхватил колоритный таксист — здоровенный чернокожий детина — и усадил в свое солнечно-желтое авто.
Дженнифер назвала адрес. Он кивнул и включил счетчик. По дороге Дженнифер едва успевала вертеть головой, охать и ахать от волнения, восхищения и даже в некотором роде благоговейного трепета: она никогда не думала, что нью-йоркские небоскребы такие высокие...
Таксист болтал без умолку, объясняя, по какому мосту они едут, что слева, что справа, и при этом за те двадцать пять минут, что заняла поездка до Восьмой авеню, умудрился вытянуть из Дженнифер почти всю информацию, которой та располагала: кто она, откуда, зачем приехала, что за колледж окончила, где хочет стажироваться, на кой черт ей вообще это сдалось, сидела бы дома да держалась за хорошего парня, ребятишек бы ему нарожала...
У Дженнифер голова шла кругом, и она оставила ему на чай гораздо больше, чем предполагала изначально. Когда она выбралась из машины, у нее было такое чувство, что ее пропустили через мясорубку. Ну, если не всю, то мозги уж точно.
Перед ней высилось здание высотой этажей в двенадцать-пятнадцать, невысокое для этого города, но очень длинное и выстроенное подковой. Его фасад напоминал расчерченное восковым карандашом выпуклое зеркало — окон было больше, чем стен.
В холле было очень много народу, Дженнифер не сразу сориентировалась и поняла, что это люди, приехавшие по той же программе стажировки, что и она. И многие, судя по тональности речи, были недовольны тем, как все получилось. Дженнифер пришлось потолкаться в толпе, найти администратора, зарегистрироваться, но, вместо того чтобы сказать что-нибудь вразумительное, ее отправили на установочную конференцию в аудиторию на шестом этаже. Дженнифер кое-как затолкалась в лифт со своими двумя чемоданами и небольшой сумкой через плечо. Чувствовала она себя глупо. Могли хотя бы предложить оставить где-то вещи... У нее ведь далеко не самый большой багаж, если сравнить, скажем, с вон той девушкой-азиаткой...