— Полностью ты меня пока еще не завоевал, шериф.
Холли знала, что говорила неправду, но не хотела в этом признаваться даже себе.
Довольно долго оба молчали и наслаждались мороженым.
— Дети… — вновь заговорила Холли, — у тебя к ним есть подход. Говорю это как учитель. Я это сразу увидела и должна сказать, что восхищена тобой. А как насчет собственных детей? — спросила она.
— У меня их нет.
Холли улыбнулась.
— Я не это имела в виду. Ты хочешь когда-нибудь завести собственных детей?
Должно быть, это был очень личный вопрос, но Холли очень хотелось это знать.
— Нет. — Ответ прозвучал слишком поспешно, слишком резко.
Холли коснулась того, чего не следовало бы касаться. Одного взгляда на потемневшее лицо Кэма и его поникшие плечи было достаточно, чтобы понять, что она зашла слишком далеко, ступила на запретную территорию. И теперь ей нужно постараться выбраться оттуда.
Как можно осторожнее.
— Ни одного? Научил бы его рыбачить… — сказала Холли.
Кэм проглотил мороженое, остававшееся на дне рожка, и посмотрел на Холли. Луна освещала его лицо, не отличавшееся мягкими линиями — нос, сломанный, вероятно, или в драке, или на ухабистых улицах Чикаго, и крепкий вздернутый подбородок.
Он заговорил твердым, суровым голосом:
— Я уже был женат однажды. Но брак оказался ошибкой, которую я не собираюсь повторять. Я рад, что у нас с женой не было детей. Они… осложнили бы нам жизнь.
Ну что же, Холли, твое любопытство удовлетворено. Ты получила то, что хотела… Голую правду… — сказала себе Холли. Дети для Кэма, по крайней мере его собственные, были проблемой, осложнявшей ему жизнь.
Точно такое же отношение к детям было и у Томми Ламонта.
Неужели это отношение к детям сродни инфекции и передается через воду в Гринз-Холлоу?
Нет. Кэм привез его с собой из Чикаго. Что же ему пришлось пережить? Что оставило в этом человеке такой глубокий след?
Кэм умел общаться с детьми. Холли видела это собственными глазами. Но те мальчики были чужими детьми, а не его собственными, напомнила себе Холли.
Холли слишком поздно поняла, что своим любопытством разбередила старые раны в душе Кэма.
Что касается ее собственной душевной боли, то Холли знала, как ее успокоить. Вспоминая о том, что потеряла ребенка, которого хотела иметь, она убеждала себя, что была слишком молодой и едва ли смогла бы его воспитать.
Боль напоминала о себе каждый раз, когда Холли встречала первоклашек. С горящими глазами они всегда ждали знакомства со своей учительницей. И очень скоро каждый из них становился ей дорог, будто собственный ребенок. Тот ребенок, которого она так страстно хотела иметь и надеялась в один прекрасный день родить.