— Порешу, старая блядь! — заорал он и понесся на старуху.
Ломов успел первым. Выстрел! — И пуля перебила придурку бедренную кость над самым коленом.
Что поразило тогда Игоря, что, рухнув наземь и выронив нож, этот лютый урод схватился за простреленную ногу и завизжал как заяц, и потом, пока его паковали, перевязывали и грузили в вызванную «скорую», он продолжал выть, скулить и горько плакать — и это было смешно и противно.
Но сейчас, когда все три пули попали в цель — две в правое, одна в левое бедро и одна, видно, пробила артерию: кровь алым фонтаном брызнула на искореженную дверцу «шкоды», — отморозок лишь покачнулся, не обратив на раны ни малейшего внимания, будто бы даже не комар его ужалил. Он взметнул кувалду ввысь, как палач топор над плахой, и неистово грохнул по крыше машины, насквозь прорвав тонкую жесть.
И самое жуткое — лицо этого человекоробота ровно ничего не отразило: ни боли, ни страха, ни злобы, ни даже безумия. Оно было тупо-сосредоточенным, отрешенным; и сержант совершенно ясно осознал, что перед ним уже не человек, а монстр, который, собственно, и убивать-то его напарника не имел цели: он всего лишь отмахнулся от того, что мешало ему бить, крушить и ломать.
Бог знает, почему это взорвало в Ломове новый пласт бешенства, — и теперь уж инстинкты отлетели прочь. Руки вскинули ствол.
— На! Н-на, сука!!! — Залпом дважды в башку, и та взорвалась кровавым облаком.
В «ниссане» все точно сошли с ума. Света рыдала и вопила, ничего не видя и не слыша, Алексей обнимал ее, неловко бормоча, Игорь сидел как пригвожденный. А шофер с оператором заорали в два голоса:
— Ух, мать!.. А-а!.. О-о!.. М-мать…
— Снято?! — не поверил себе мастер камеры.
А водила взревел:
— Какое, на хрен, снято?! Мотаем отсюда, от греха подальше! — И дал по газам так, что всех кинуло назад, а оператор чуть не выронил камеру в открытое окно.
Они полетели по тревожно-безлюдным улицам, где, бесшумно сверкая красно-синими зарницами, носились только патрульные машины, а однажды навстречу прогромыхала колонна милицейских автобусов и грузовиков. Алексей, обнимая притихшую, но еще всхлипывающую Свету, подумал, что в городе, должно быть, введено что-то вроде комендантского часа… но их микроавтобус с эмблемой TV никто ни разу не остановил.
Водила и оператор всё ругались. Вернее, ругался шофер:
— Сотри на хер все это говно! Слышь? Я тебе говорю!
В операторе здравый смысл боролся с профессиональным долгом:
— Да стереть-то раз плюнуть, а представляешь, что будет, если шеф узнает? Такие кадры потеряли!.. Ну да, тебе-то фиолетово, а меня он за яйца повесит, это точно!