Показав гранату, Терентьев тут же, опережая реакцию обступивших его десантников, надежно спрятал руку за пазуху.
— Отобрать быстро не сможете, — пояснил он. — Я же сказал, сначала вывозим детей.
Томительное мгновение майор смотрел на «попаданца» с таким видом, будто увидел перед собой некое экзотическое насекомое, с почти научным любопытством.
— Твою кавалерию, — проговорил он, наконец, с усталой брезгливостью. — Еще один идеалист…
— Вы ловкие ребята, — повторил Терентьев. — Но и я не щи лаптем хлебаю.
Новая группа десантников вошла в приемный зал и немедленно изготовилась к стрельбе. Басалаев переглянулся с ближайшим к спятившему «попаданцу» гвардейцем, тот понимающе моргнул и сместился чуть в сторону, так, чтобы оказаться слева от Терентьева, с той стороны, где располагалась граната. Все с той же волчьей усмешкой писатель синхронно шагнул назад, не вынимая руки из-за пазухи, сохраняя прежнее расстояние между собой и ближайшим солдатом.
— Да хорош уже ерундить, — в голосе Ивана прорезалось отчетливое и нескрываемое раздражение, почти злость. — Я сам работал в контрразведке и все эти уловки знаю. Может, делом займемся? Подгоняйте свой броневик, будем сажать детей.
— О, коллега по цеху? — осведомился Басалаев, лихорадочно соображая, что делать дальше. Отбирать у попаданца гранату бесполезно, тот был настроен весьма решительно, и майор не видел в его действиях ни капли наигранности или блефа. Проклятый графоман и в самом деле готов был поставить на карту свою жизнь, чтобы спасти приютных детей. Причем, это не было просто актом доброй воли, Басалаев оценивал Терентьева опытным взглядом психолога и видел в глазах попаданца огонек фанатичной решимости. Здесь было нечто большее, нежели просто действия доброго и порядочного человека. Что-то очень личное, какие-то демоны прошлого, заставившие бумагомарателя поставить чужие жизни совершенно посторонних людей выше собственной. Ведь судя по досье, что удалось собрать на пришельца, доселе он с приютом никак не пересекался.
В любом случае, Терентьев хотя бы поддерживал беседу, а любой грамотный оперативник знает, что это — самое главное. Пока человек говорит и поддерживает хоть какой-то диалог, его можно уговорить, переубедить, на худой конец запугать и сломать. Писатель оказался очень не простым, повадки и слова выдавали человека пишущего о крови и смерти отнюдь не с чужих слов. Значит, придется задушевно уговаривать.
— Давайте-ка уберем стволы, все, — решительно попросил майор. — Никакой стрельбы, а то еще кто-нибудь пострадает, нехорошо получится.