Рюрик (Пчелов) - страница 37

. Но предполагать так — значит думать, что эти сведения каким-то образом в течение пятисот лет существовали в письменном виде, не оставив в немалом массиве русских летописей абсолютно никаких следов, пока они не были, наконец, включены в Никоновскую летопись. Картина, прямо скажем, маловероятная. Возводить их к местной новгородской летописной традиции тоже затруднительно — это было бы еще возможно в случае Вадима, но вряд ли в случае Аскольда. Тем более что, например, искусственность рассказа о призвании варягов в Никоновской летописи вполне очевидна. Еще более фантастическими выглядят предположения, что сведения Никоновской летописи восходят к самому древнему пласту русского летописания, современному киевскому княжению Аскольда (!)[39], хотя никаких данных о существовании в это время письменности на Руси нет, а деятельность школы создателей славянской азбуки Кирилла и Мефодия в Моравии в те годы еще только разворачивалась.

Присмотримся всё же к этим известиям внимательнее. Прежде всего бросается в глаза (и на это обращали внимание ученые), что составитель Никоновской летописи стремится заполнить событиями практически каждый из годов. Это не всегда удается, но именно такой цели служит, например, «разнесение» сказания о приглашении варяжских князей по нескольким годам. Фраза о гибели сына Аскольда от болгар соотносится с предшествующей летописной статьей, где говорится о крещении «Болгарской земли». Новгородцы недовольны самовластием Рюрика — Рюрик убивает Вадима и многих его сторонников. Оба известия связаны не непосредственным образом, а только контекстуально, поскольку каждое предваряется словами «Того же лета…». Но во всей этой летописной статье есть одно наиболее загадочное слово — это имя непокорного новгородца. Что это за имя?

Имя «Вадим» есть в святцах православной церкви: преподобномученик архимандрит Вадим Персидский, пострадавший за веру в 376 году (память — 9 апреля). Правда, в древнерусских месяцесловах оно встречается лишь однажды, в тексте XIII–XIV веков из Галицкого евангелия[40]. Но полагать, что Вадим Никоновской летописи был христианином, невозможно. Этимология этого имени неясна. По одной из версий, оно происходит от славянского глагола «вадить», то есть «клеветать», «наговаривать», «обманывать» или от славянского имени «Вадимир» того же происхождения. Получается, что персонаж Никоновской летописи имеет «говорящее» имя. Но так ли это на самом деле? Ни одного Вадима русские источники, по крайней мере до XVIII века, не зафиксировали. Возникает вопрос: не является ли имя новгородского антипода Рюрика искусственно созданным на основе соответствующего глагола? Если это так, то какое имя могло послужить для него образцом? Явно здесь не имелся в виду раннехристианский мученик, погибший в Персии. Поиск аналогий из летописей, как кажется, дает ответ на этот вопрос. Наиболее близким по форме можно считать имя «Радим» — имя мифического прародителя славянского племени радимичей. Летописная традиция считала и Радима, и Вятко (родоначальника вятичей) реально существовавшими персонажами. Возможно, составитель Никоновской летописи (или какой-либо его предшественник, если в основе данного фрагмента лежал неизвестный летописный текст) создал имя «Вадим» по типу имени «Радим», используя глагол «вадить». Так появился предводитель новгородского «мятежа» (притом о самом мятеже в Никоновской летописи ничего не говорится) с оригинальным славянским именем, совпавшим с малоизвестным именем христианским. А дальше «Вадим храбрый» зажил уже своей, отдельной от мифического прототипа жизнью…