Да, это был неплохой спектакль и он несколько сбил их с толку. Моултри выглядел чер…ски озабоченным, а два его сотоварища имели встревоженное выражение лиц, как у людей, которые видят и слышат то, чего не в состоянии понять. Наконец Моултри произнес:
— Да… я понимаю. Несомненно, вы, сэр… имеете в виду последствия всего этого, и важность некоторых из тех, что могут быть привлечены? Вы полагаете, что… когда все станет известным… может произойти э-э… политический скандал?
Я одарил его грустной улыбкой:
— Я могу наглядно показать это, сэр, заверив вас, что среди британцев, которые, как я знаю, замешаны в это дело — и чью вину можно доказать — находятся два пэра нашего королевства и один вельможа, чье имя до последнего времени можно было встретить в перечне министров Ее Величества. Полагаю, сэр, что американские имена включают людей, занимающих сопоставимое положение в обществе. Прибыли от работорговли столь безмерно велики, что могут поколебать самые верхи. Судите сами, стоит ли ожидать скандала.
Он вытаращился на меня:
— Мистер Комбер, то, что вы знаете, делает вас весьма опасным молодым человеком.
— То есть, — продолжил я, проницательно улыбаясь, — вы хотите сказать — молодым человеком, который находится в большой опасности? Но я привык к риску, сэр. Это — моя работа.
К тому времени я и сам так поверил в то, о чем говорил, что уже не удивлялся тому, как они это проглотили. Однако поскольку они все же были янки и не были дураками, то заставили снова рассказать всю историю шаг за шагом — от Ла-Манша до Уида, про деревушку Гезо, наше бегство, плавание на запад и все прочее — в надежде, что я невольно хоть немного проговорюсь, но поскольку я этого не сделал, то они только даром потратили свое время. В конце концов Моултри и его коллеги посовещались, пока я дал немного отдыха своему языку, и торжественно объявили, что обсудят сложившуюся ситуацию с британским послом, а я между тем должен быть готов отправиться в Новый Орлеан, чтобы свидетельствовать на процессе против экипажа «Бэллиол Колледжа».
Меня такая перспектива вовсе не обрадовала, но опять-таки пока поделать с этим ничего было нельзя. Так что я поклонился и позже в тот же день был приглашен в резиденцию английского посла, старого и сухого, как палка, но с голосом, приятно отличающимся от лающего выговора этих янки. Я опасался, что он сам или кто-нибудь из его людей (один шанс на тысячу, но все же он существовал) были когда-то знакомы с настоящим Комбером, но все прошло гладко. Я рассказал свою историю уже в четвертый раз, а вечером — поскольку посол пригласил меня к себе на обед — снова повторил ее уже перед его гостями. И, готов поклясться, ни разу не сбился, но за столом сидел один человечек с таким же нюхом на лжецов, которым обладаю и я сам. Я так и не смог понять, когда и почему он заподозрил меня, но это все же произошло и доставило мне один из самых неприятных моментов в жизни.