— Я не чертов раб! — заорал я. — Я белый человек!
Она пристально вгляделась в меня сквозь полумрак.
— Да ладно тебе. Обычно мы перестаем верить в эти сказки с десятилетнего возраста.
— Говорю тебе, это правда! Я — англичанин! Разве ты не видишь?
Женщина придвинулась ближе, вглядываясь в мое лицо.
— Дай мне руку, — наконец, сказала она.
Я позволил ей внимательно рассмотреть мои ногти; наконец она отпустила мою руку и отодвинулась, вновь уставившись на меня своими миндалевидными глазами.
— Тогда что же ты тут делаешь, скажи на милость?
И я рассказал ей почти всю историю, опустив лишь самые пикантные моменты. Мандевиль безосновательно подозревал меня, сказал я ей. Пока я рассказывал, она сидела недвижно, словно каменное изваяние, а затем проговорила:
— Вот теперь хоть один из вас почувствует, что значит быть рабом. — Она отодвинулась подальше в угол. — Теперь ты поймешь, к какой мерзкой расе принадлежишь.
— Но, Господи милосердный! — воскликнул я. — Я должен, должен вырваться отсюда…
— Но как? — ее губы искривились в улыбке. — Знаешь, сколько раз я пыталась бежать? Трижды! И каждый раз они ловили меня и пригоняли обратно. Спастись! Ха! Ты говоришь, как дурак!
— Но… но… прошлой ночью в темноте ты говорила что-то про то, чтобы ждать и надеяться.
— Это для того, чтобы тебя успокоить. Я думала, что ты… что ты один из нас. — Она горько рассмеялась. — Да, теперь ты действительно один из нас, и я говорю тебе, что надежды нет. Куда ты можешь сбежать здесь, в этой дикой стране? Этой стране свободы! С ее охотниками за беглыми неграми, собаками, застенками и законами, которые говорят, что мы ничем не лучше скота в хлеву! — Ее глаза разгорелись от жгучей ненависти. — Попробуй-ка убеги! Увидишь, что у тебя из этого выйдет!
— Но охотники за неграми не посмеют тронуть меня! Стоит мне только выбраться из этой проклятой повозки! Смотри, — продолжал я отчаянно, — возможно, шанс появится, когда они откроют двери, чтобы накормить нас…
— Как же мало ты знаешь о рабстве, — усмехнулась она, — они не откроют двери до тех самых пор, пока мы не приедем на плантацию Форстера или куда там еще тебя везут. Кормить нас? Они будут кормить нас, как собак в клетке, — и мулатка указала на маленькое отверстие в дверцах, которое я раньше не заметил. — Все остальное ты можешь делать прямо здесь, в своем стойле — почему бы и нет? Ты — только животное! Знаешь, как римляне называли рабов? Говорящие животные! О, да, я многое узнала о рабстве в том прекрасном доме, где появилась на свет! Появилась на свет, чтобы стать игрушкой любого грязного негодяя, любого нищего, любого мерзкого подонка — только потому, что он — белый! — Она снова пристально посмотрела на меня и плечи ее задрожали. — Но что толку говорить? Ты же не знаешь, что это значит. Но ты познаешь все это! Познаешь!