— Да, и мы в детстве иногда ходили играть в то место старого дома. Я хорошо помню заросшие рвы геометрически правильных контуров. Тянула таинственность следов прошлого, дети всегда большие фантазеры… хотя, что я вам говорю, детство к вам ближе.
Она в ответ качнула веками «мерси», но с грустью:
— Детство и от меня уже в неприятной далекости.
И сразу перенастроилась.
— Заросшие рвы, они ведь от фундаментов?
— Н-да… то есть, конечно, от фундаментов.
— Зачем уничтожать хороший каменный дом, вспомогательные к нему постройки, да еще вместе с фундаментом. Это же немаленький труд, а? Я уже не говорю о самом уничтожении хорошего еще хозяйственного объекта.
Виктор тут же вспомнил известный рассказ Шукшина и привел его в качестве аргумента:
— Помните, у Василия Макаровича, поддатый бригадир сносит неработающую церковь «на кирпич». У нас сколько дури подобной было?
— Я по Шукшину курсовую писала. Вы очень к месту пример привели, но важное кое-что забыли.
Прокурор вопросительно поднял брови.
— Помните, не вышло ничего у этих дураков со старой кирпичной кладкой?
— Да, только развалили верхнюю часть несколькими большими кусками.
— Вот. И одно дело, зацепив тросами, трактором дернуть, а другое — уничтожить целый комплекс до нулевого уровня включительно.
Виктор сразу, соглашаясь, кивнул — права, несравнимые случаи.
— И наконец, церковь при коммунистах была вражьей силой, а функциональные помещения, в которых работал Институт и жили люди, зачем подвергать уничтожению вместе с фундаментом?
— Какой институт, Маша?
— А-а, интересно? — она сделала паузу, и прокурор понял к чему.
— Постараюсь, со своей стороны, не остаться в информационном долгу.
— Институт по изучению физических аномалий. Считался каким-то академическим филиалом и формально занимался землетрясениями, ураганами и прочим, чего нет или почти не было в России.
— Хочется прямо так и спросить: а на самом деле?
— На самом деле финансировался НКВД, штат сотрудников по именам и званиям был законспирирован. В 37-м все документы по нему были уничтожены, а все строения срыли до основания. Нам удалось опросить нескольких «местных», которые тогда были детьми, по их свидетельствам трудились над уничтожением более сотни солдат, и целых два месяца; особую охранную зону вокруг объявили, со стрельбой на поражение в нарушителей.
— Так, но «гвоздь программы» не понимаю в чем.
— «Гвоздь» связан со специалистами Института.
— Ну, раз 37-й…
Виктор не стал договаривать, история слишком понятная — массовые репрессии, только расстрельных приговоров около четырехсот тысяч.