Утром сегодня, когда проснулся, по-детски без всякой причины обрадовался — что-то сдвинулось в его жизни и волновало ощущением будущего, в котором только еще начинается жизнь, явилось радостное настроение «вверх», стёршееся почти уже в памяти.
И не успел вылезти из кровати, мысль правильная пришла: так как заключение настоятеля храма по псковской иконе, которая, совсем нельзя исключать, может быть истинной целью бандитских действий, так как заключение это — каким бы ни оказалось — с юридической точки зрения имеет ничтожную силу; нужен официально назначенный эксперт, причем через московскую юрисдикцию из-за резонансного дела. Иначе говоря, можно требовать Якова в командировку сюда. У него сейчас еще сессия — экзамены принимает, но пока московское начальство одобрит-подпишет, она к концу подойдет.
* * *
Гаишники автомобиль со спецномерами не останавливают — водитель, по дороге в столицу губернии, вовсю этим пользовался.
Хотя грубых нарушений не совершал. И пока Виктор прикидывал — сделать ли замечание или оно будет выглядеть как придирка, впечатления вчерашнего вечера отвлекли, он скоро перестал замечать дорогу.
Публика, после Яниного салата и баварских сосисок, опять захотела «про умное» — кто-то начал допытывать Макса насчет коллайдера в Швейцарии, и удастся ли через него узнать происхождение Вселенной.
Молодой человек отреагировал неожиданно резко:
— Ни черта они не получат, максимум — несколько новых античастиц. Мафия обычная, вы думали — в науке этого не бывает?
Публика загалдела, требуя объяснений.
— У Вселенной нет «происхождения» — всеобъемлющее не может быть описано понятиями, возникшими из какого-то внутреннего частного существования.
Такая декларация никого не устроила.
И понадобились усилия, чтобы установить относительную тишину.
— Попробую на примере: удастся ли на языке какого-нибудь племени острова Борнео описать не только сегодняшнюю цивилизацию, но и любую ее сколь угодно отдаленную перспективу?
— Сразил, брат, — на лице Бориса написалась растерянность, — мы здесь своим языком этого не опишем.
— А-а! — прозвучало вполне злорадно. — Мы, таким образом, как частное во времени, не видящее границ своего целокупного, описывать его не можем.
— Но ведь речь идет о происхождении, — напомнил кто-то, — а свое происхождение мы знаем.