– Ух ты, совсем щекотно! – хихикнул ничейный голос. – Это игра? Что за игра?
– Смотри! – возгласил Борун, демонстрируя окружающей пустоте бусину, зажатую в пальцах.
Бусина прыгнула к стопкам, принялась виться вокруг них, будто сама собой. Конечно, Боруну было далеко до мастера. Движениям не хватало точности, и реквизит двигался неловко, рывками. Но Один не замечал ничего, одурманенный пляской бусины и бормотанием игрока. Устав писать кольца, зеленоватый шарик помедлил у средней посудинки, ткнулся ей в бок, и та, приподнявшись, впустила его внутрь. Пальцы у Боруна сводило с непривычки и от напряжения, но он был уверен, что все проделал правильно.
– Угадай, где шарик?
Он едва узнал собственный голос. Хриплый и вульгарный, в самый раз для мелкого бандита с рынка, никак не претендента на королевский трон. Смешно! Знаменитый на всю страну купец, один из богатейших людей в государстве, он не смел притязать на королевское достоинство. Он же – мошенник, обманом проникший в запретное место, шулер-самоучка, – выходит, может? Таким он больше годится в короли? Нескладная, видно, у этой страны судьба. Стыдная какая-то – в исторические анналы не запишешь. Вот и не будем записывать, приговорил Борун. Кто знает-то? Никто не знает!
– Я знаю! – с торжеством выкрикнул голос, и Борун вздрогнул от неожиданности. – Я знаю, знаю, знаю, я выиграл!
Странная штука: чем дальше, тем явственней голос Одного вылуплялся из панциря обезличенной идеальности – вылуплялся жалкий, тонкий, дышащий самозабвенной гордыней. Он чем-то был знаком Боруну, раздражающе знаком, но тот слишком был занят самой большой игрой в своей жизни, чтобы ковыряться в себе.
– Которую открываем?
– Среднюю! Среднюю-среднюю-среднюю!
– Вот эту?
Борун, интригуя, указал на глиняное донышко, густо выкрашенное киноварью – будто лужица крови высохла. Палец не дрожал.
– Эту-эту! – ликовал голос. – Открывай давай!
– Точно эту?
– Обдурить меня хочешь? Открывай!
– Угадал, молодец. Хочешь еще?
– Еще. Хочу еще! Давай, давай еще! – капризно потребовал голосок. – Я угадаю. Я все знаю, я самый умный.
После третьего раза Борун, не скрывая восхищения, заявил, что столь сильного игрока ему встречать не приходилось и играть с таким просто так – прямое оскорбление. Один небрежно согласился, даже не поинтересовавшись условиями договора. Его занимала сама игра, не выигрыш. Она захватила его целиком, и он играл с самозабвением младенца. Что до проигрыша, даже мысли о нем Один, похоже, не допускал.
– Чего хочешь за выигрыш? – поинтересовался Борун для проформы, улучив паузу в потоке самовосхвалений совершенного существа.