«Если», 2001 № 09 (Амнуэль, Овчинников) - страница 177


Старт Андрея Саломатова как «автора для взрослых» состоялся только на рубеже 80 — 90-х, когда в периодику просочились кое-какие рассказы, написанные еще в середине 80-х. Достаточно прочитать их, чтобы понять, почему странная фантастика А.Саломатова не могла быть опубликована в советские годы. Писатель начинал как автор очень жесткой авангардной прозы. Яркими образцами абсурдистской фантастики стали такие рассказы, как «Праздник Зачатия» (1989)[9], «Кокаиновый сад» (блестящая новелла, написанная еще в середине 80-х, но до сих пор не опубликованная), «Големиада» (1990) — антисоцреалистический памфлет о битве на Елисейских полях оживших статуй и гипсовых пионеров; «Игра природы» (1993). Хоть и с натяжкой, в этот ряд можно поставить и самую странную его повесть рубежа десятилетий «Девушка в белом с огромной собакой» (1990) — гремучая смесь «бытового сюрреализма», хоррора и черного юмора. Его проза не вписывалась ни в какие стандарты. Внешне реалистические ситуации он доводил не просто до абсурда, а до сверхфантастичности, но от этого они почему-то казались еще более достоверными.

Первое, что бросается в глаза после знакомства с «детской» и «взрослой» испостасями творчества Саломатова — это жирная граница между ними. По одну сторону — жизнеутверждающий пафос, искреннее, от души, веселье; по другую — «траурность», щемящее чувство потерь. Обычно автор, работающий параллельно в детской и взрослой литературе, сохраняет общую эмоциональную тональность, мировидение. У Саломатова «оппозиционность» во всем: лексика, эмоциональный строй, позиция… Герой повести «Кузнечик», узнав, что у него есть внебрачный ребенок (плод случайной связи с алкоголичкой), и стремясь оградить семью от «лишних проблем», отказывается признать младенца своим. И тогда деточка вдруг становится монстром, преследующим героя, убивающим его жену и сына. И только в самом конце выясняется, что все картины ужаса — всего лишь следствие разыгравшегося воображения героя, мучимого угрызениями совести.

У писателя почти нет положительных героев, они, скорее, вызывают жалость, чем симпатию и сострадание. Персонажи Саломатова скачут, как кузнечики, по жизни, суетятся, постоянно перемещаются куда-то, озабоченные поиском индивидуального рая, но, как правило, обретают свой персональный ад. И что же, они сопротивляются? Отнюдь, герои просто заставляют себя поверить, что это и есть рай. Таков рассказ «Мыс Дохлой Собаки» (1995), такова и повесть «Время Великого Затишья» (2000). Тема путешествия к средоточию Земли разрабатывалась многими фантастами — от Булгарина до Жюля Верна и Обручева, но такой «подземной антиутопии», как «Время…» в мировой литературе, кажется, еще не было. До того достоверен этот подземный рай-ад, до того натуралистичны описания, что вряд ли стоит удивляться тому, что некоторые читатели сочли публикацию повести в журнале фантастики не вполне правомерной.