Все это рассказывали ему учителя мормонской школы в тихом и спокойном классе, из окон которого был прекрасный вид на горный хребет Уосатч, и где он учился. Они учились в прекрасной школе, здесь и следа не было того насилия и жестокости, которое процветало в школах больших городов, тут преподавали хорошие учителя, в основном молодые мужчины в белых рубашках с короткими рукавами и галстуках, и сами они тоже носили форму. Утром они возносили хвалу Господу, а после занятий оставались еще на час, и пастор рассказывал им о милости Его.
Если Господь будет милостив к нему — он еще раз увидит это. Он вернется в свой штат, в свою общину, станет уважаемым человеком, десятником — потому что он воевал и проливал кровь за свою страну.
Увы…
Он даже не заметил, как к нему подкрались духи — они подкрались со спины, выбили у него из рук посох и ударили по голове. Как ни странно — очнулся он от побоев — вокруг были душманы, они перекрикивались между собой на каком-то незнакомом языке и били его, били по очереди, и каждый удар отзывался болью во всем теле. Они спешили, потому что знали, что американского летчика ищут, ищут безжалостные профессионалы, которые, стоит попасться им на прицел — не размышляя, спустят курок, и потом будут вспоминать об этом вечером за кружкой пива: "Эй, Дэнни, как ты грохнул тех ублюдков, помнишь?". Те, кто его бил не учились в школе, не молились Господу и даже Аллаху, их богу они молились, просто произнося не имеющие для них смысла звуки — как заклинания, как мантры. Они никогда не ели досыта, ни дня не учились в нормальной школе, не видели ничего хорошего ни от природы, ни от властей, и часто одежда, которая была на них, автомат, который был в их руках и немного денег в карманах составляли все их богатство. Некоторым из них не было еще и двадцати лет, они смутно представляли для чего они воюют, и что они будут делать, как жить когда кяффиры покинут Афганистан, бросив его на произвол судьбы. И они били американского летчика, били белого человека из другого мира, вторгшегося в их мир и волей судьбы попавшего в их руки, били жестоко, с каждым ударом вымещая на нем злобу свою, убогость и непреходящий страх.
Капитан не закрывал глаза, с каждым ударом в них вспыхивали и рассыпались звезды — но он решил умереть, глядя в небо и не закрывая глаз.
А потом кто-то резко и властно закричал что-то, а второй ни говоря ни слова передернул затвор автомата и талибы отхлынули от тела, потому что уже узнали — ЭТИ убивают не раздумывая, при малейшем неповиновении, для них ничего не стоит ни своя жизнь ни чужая. Капитан почувствовал, как кто-то прикасается к нему, но прикасается не для того, чтобы причинить ему боль, а скорее — наоборот. Потом рядом что-то положили, несколько рук подняли его и переложили куда-то. Носилки — понял он. Свои? Но если свои — почему нет стрельбы, почему они не стреляли в талибов?