– Сам? – Они сделали несколько шагов по кругу. – Не верю!
– Он его мне отдал! – Толик рванул ее к себе так, что голова мотнулась. – И правильно. Ты моя девушка. Я должен был знать.
– Твоя? Твоя девушка? – тоже повысила голос Динка. – Когда я была твоей девушкой?! Опомнись! Мы же все решили тогда, в самом начале!
– Ничего мы не решили. – У Толика раздувались ноздри. – Я за тобой месяц таскался. А он, между прочим, тоже не одинок. «Мне кажется, она тебя не понимает… она совсем о тебе не думает», – передразнил он противным тоненьким голоском. А ты зато думаешь!
– Твое какое дело? – взорвалась Динка.
Толик стремительно уронил ее, тут же подхватил, прижал к себе.
Они замерли нос к носу, как мартовские коты перед дракой.
– Предательница! – выдохнул он ей в лицо.
– Сам предатель, – всхлипнула она. – И он тоже! Оба вы гады! – Она развернулась и побежала по коридору.
Сзади раздались аплодисменты. Обернувшись, она увидела, как Толик кланяется девчонкам, а они окружают его со всех сторон.
Она даже не помнила, как натянула куртку – прямо поверх платья, как успела переменить обувь… Очнулась на тропинке, ведущей через площадь к дому. Длинный подол платья цеплялся за снег, в руке болтался пакет с туфлями. Плохая из нее Золушка – сбежала, а туфельку оставить забыла. Да и принц у нее подкачал. Не нужна она ему ни в туфельках, ни без.
Динка остановилась.
Вспомнила, как готовилась к вечеру. Как смотрела на себя в зеркале – в элегантном черном платье, на каблучках – взрослую, неузнаваемую. Как долго подбирала тени. Как закалывала волосы, завивала локоны на висках. Как мечтала: вот он увидит ее – и мир остановится. Медленно начнет гаснуть свет. Снег полетит обратно, с земли к звездам, серебрясь и танцуя. И тогда…
Она пнула пакет с туфлями, злясь на себя, пытаясь загнать слезы обратно.
Предатель, предатель, предатель…
Как он мог?!
– У-у-у, – сквозь зубы взвыла Динка в темное небо, обрезанное зубцами леса и, надо полагать, притаившемуся там, в темноте, святому Валентину.
Небо понимающе промолчало в ответ.
Динка сжала кулаки, в левую ладонь что-то вонзилось, больно. Роза. Та самая роза, которую Толик кинул ей со сцены.
Говорят, танго – это танец, в котором ломаются кости. Да, наверное, в этом и есть тайна музыки. Когда идешь навстречу своей боли, и самое главное – не показать, как тебе плохо. Улыбаться сквозь слезы. Жить через боль. Быть сильной. Быть свободной.
Быть свободной – значит быть одинокой.
Динка медленно вытянула из ладони длинный стебель. Медленно переломила посередине. Еще раз. Сорвала холодные, мягкие лепестки, швырнула подальше. Напоролась на острые шипы. Долго дергала размочаленный стебель, пытаясь разорвать его на кусочки. Потом слизывала кровь с оцарапанных пальцев и вытирала слезы.