«Влопались!»– мелькнуло в его голове, но по команде Юрасовского миноносец, круто повернув, уже лег на обратный курс. Японцы в темноте потеряли «Страшный» из виду.
На Золотой горе опять взвилась ракета. При ее свете батареи заметили «Страшный»и, приняв его за японское судно, тотчас же обстреляли.
– Показать опознавательные, – скомандовал Юрасовский.
– Опять подобьют нас, – ворчали матросы, боязливо оглядываясь на водяные всплески от снарядов.
– Серегин, черт кривой, – ругался боцман, – живо подымай сигнал, пока нас не утопили!
Миноносец, спасаясь от снарядов, развил предельный ход и, лавируя, шел курсом прямо на «Ретвизан».
Около самого Артура «Страшный»с ходу протаранил шлюпку с одного из брандеров. Было слышно, как люди кричали о помощи.
– Не нравится в холодной воде купаться, – злорадствовали матросы.
– Мы хоть и не купались, а вымокли не меньше их, зубы так и стучат, – ответил Денисенко.
– Подберем? – спросил Малеев у командира,
– К черту! – бросил Юрасовский.
Вскоре «Страшный» уже подошел к своему прежнему месту. Справа и слева, под Золотой горой и у Тигрового Хвоста, пылали выбросившиеся на берег брандеры. Огромное пламя, выбиваясь наружу, ярко освещало красноватым светом узкий проход в Артур и заснеженные берега; горящие головни взлетали высоко вверх и с шипением падали в воду. Несколько портовых пароходов столпилось около брандеров, пытаясь своими помпами залить пожар.
– Не отойти ли нам подальше от них, – указал Малеев на брандеры, – не ровен час, еще взорвутся и нас повредят.
– Пожалуй, ты прав, – ответил Юрасовский, – станем ближе к Электрическому Утесу.
Когда «Страшный» стал на якорь, команду спустили вниз. Матросы, продрогшие и озябшие, поспешно спустились в кубрик.
– Выдать всем сейчас же по чарке водки, – приказал Юрасовский боцману. – Да подсменить вахтенных, чтобы переоделись в сухое.
– Тебе, Андрюша, еще целых две склянки достаивать вахту. Иди-ка и ты переоденься, – небось тоже промок, – предложил Малеев.
Через пять минут Акинфиев, уже переодетый в сухое, снова шагал по мостику.
После пережитого волнения Андрюша сперва не замечал даже голода, погруженный в воспоминания о происшедшем. Стрельба, взрывы, свист снарядов, вихрем несущийся миноносец, крики утопающих-все оживало в памяти и складывалось в яркую картину боя. Целый ряд деталей, ранее упущенных сознанием, теперь всплывал в памяти. То вспоминалась нелепо согнутая при свете ракеты фигура Малеева, которого обдало водой из-за борта, то широко раскрытый рот Юрасовского, когда он отдавал приказания, стараясь перекричать грохот стрельбы. Мысли унеслись в далекий Кронштадт, где жила семья. Встал, как живой, отец, высокий, сутулый, лысый человек с золотыми очками на носу. Он был главным врачом в морском госпитале. Андрюша вспомнил, как противился отец его поступлению в морской корпус.