Сьюзен вошла в гостиную и затворила за собой дверь. Обольстительной улыбки как не бывало, искорка в ее светло-серых глазах приугасла, никакого кокетливого потряхивания локонами. Сегодня глаза ее казались жесткими и колючими, а их взгляд — ледяным.
— Джонатан, нам нужно поговорить.
Вздохнув, он кивнул, чувствуя по ее тону, что она злится.
— Сьюзен, если речь о том вечере.
— И не только о нем, — прервала она его без намека на обычную любезность в голосе. — Мы должны были пойти на обед к Корнеллам. Ты же посчитал нужным работать.
— Сьюзен, заболело семейство Манли. Я не мог оставить их без помощи на всю ночь.
— Но ты мог расстроить и разочаровать меня.
— Зачем ты так говоришь? — Он пришел в раздражение. Обед был важен для нее, но жизнь ребенка важнее. Почему она не может понять такой простой вещи? — Ты знаешь, какая сильная эпидемия в городе. Мой долг — помогать больным. Ты знаешь и это. А маленькая Молли…
— Джонатан, боюсь, я должна сказать все без обиняков: я не думаю, что нас ждет совместное будущее. Ты слишком занят своей работой, и все знают об этом. Откровенно говоря, ты становишься занудой. Только и говоришь, что о больнице, больных и этой своей подружке Глории. — Она взглянула на открытку в его руке и коротко хохотнула. — Оставь ее себе, Джонатан. Или отдай мисс Моррисон. Уверена, ей она понравится.
Она выпорхнула из комнаты, не оглянувшись. Ошарашенный, Джонатан уставился на открытку. Он еще чувствовал запах ее духов и слышал ее голос, приказывающий дворецкому проводить его. Выйдя в холл и ожидая, когда принесут его пальто, он увидел серебряный поднос на столике у двери. На нем лежали две валентинки.
Оригинальные «моррисоны»! Он ни за что не спутал бы красивый почерк, элегантные кремовые конверты и черно-золотую цаплю, украшавшую их. Кривая усмешка появилась на его лице — что могло быть яснее?
Сьюзен не любит его и никогда не любила. Она желала заполучить его как еще один вид собственности. Он был тем, кого, по ее мнению, она заслуживала в качестве мужа, но у нее были и другие кандидаты. Поскольку он не мог окружить ее постоянным обожанием, она нашла ему подходящую замену.
Он должен был бы ощущать себя подавленным, оскорбленным, однако его переполняло чувство облегчения. Он свободен, свободен делать то, чего желал больше всего на свете, свободен наполнить свою жизнь любовью, подлинной любовью. Развернув открытку, которую все еще сжимал в своей руке, он прочитал еще раз стихи и понял с мучительной ясностью, что эти слова предназначались ему. Вот женщина, единственная женщина, которая безусловно любит его. А он-то слепец! Она разобралась в непостоянной натуре Сьюзен, но молчала, не желая причинить ему боль.