«Ох, да брось ты, Пит, — нервно рассмеялся Джон. — Это просто маленький семейный спор.»
«Вот именно, — сказал я. — Это маленький ё…й семейный спор ИЗ-ЗА МЕНЯ. А мне ни х…я не стоит съе…ть отсюда, тем более, что мне не улыбается перспектива торчать здесь, когда сюда едет бригада по наркотикам.»
В конце концов, я настоял на том, что будет лучше, если я уеду, прихватив с собой пылесосный мешок, полный пыли, и Бог знает чего еще. Хотя я потом пожалел, что оставил своего лучшего друга в час беды, все же мое решение уехать было вызвано враждебностью Йоко. Когда я вскоре приехал на Сэвил-роу, 3, в «Эппл» уже знали, что Джон и Йоко попали под опеку полиции. Сержант Норман Пилчер и его бесславная банда «наркозников» — вот так сюрприз! — «обнаружила» небольшое количество гашиша в контейнере для фотопленки, которого, как божился Джон, он и в глаза никогда не видел. Но для того, чтобы избавить Йоко от нервотрепок судебного процесса, не говоря о возможности ее осуждения или высылки из страны, Джон в конечном счете признал себя виновным в хранении конопляной смолки при условии, что к Йоко не будут применяться никакие меры.
И хотя после слушания дела, закончившегося 27 ноября, Джон был оштрафован на 171 фунт, истинная цена ареста оказалась потрясающе высокой. За пять дней до этого у Йоко произошел выкидыш (ребенка посмертно назвали Джон Оно Леннон II), а через четыре года материалы полицейского архива стали предлогом изнурительной кампании администрации Никсона по изгнанию его из Страны Свободы.
Поскольку БИТЛЗ тогда уже считались величайшим достоянием нации и поэтому освобождались от преследования полиции, многие в «Эппл» были убеждены, что истинной причиной ареста Джона была обложка, придуманная им для альбома Леннона-Оно «Два девственника», выход которого был запланирован почти одновременно с «Белым альбомом». И если «экспериментальная» музыка тандема сама по себе едва ли вызвала бы большой интерес, то повсеместно запрещенная обложка не могла не быть очень провокационной. Фотографией себя в голом виде во весь рост Джон, наконец, и в буквальном, и в переносном смысле выставил себя напоказ всему миру. И за это, замечу, я восхищался им.
Однако для остальных Битлов «Два девственника» стали кошмаром наяву: Джон, казалось, теперь совершенно отбился от рук. А что касалось широких слоев общественности, он «вышел за границу» (имиджа) раз и навсегда.
После того, как я снова начал работать «на себя самого» (и стало ясно, что я больше не являюсь постоянной частью ежедневной жизни Джона), мы с Йоко постепенно достигли молчаливого перемирия. Раз в две недели, или около того, я приезжал на несколько часов, в течение которых Йоко обычно подыскивала себе какое-нибудь занятие, а мы с Джоном были вместе. Работа персонального ассистента в конечном итоге досталась Энтони Фосетту, помогавшему Джону и Йоко организовать некоторые их художественные выставки, и, несомненно, хорошо знавшему свое место.