— Эй, бабуся! — послышался вдруг из-за плетня чей-то громкий голос. — Не угостишь курочкой?
— Тьфу ты! — сплюнула ведунья, углядев в кричащем молодого волхва Войтигора. — И шатаются же тут всякие!
— Так как насчет курицы? — нахально оперся на плетень волхв.
— Отойди, пес! — разозлилась старуха. — Забор повалишь.
— Не забор и был, — обиделся Войтигор. — С твоих-то доходов могла бы и получше оградку сладить.
— Ла-адно, — махнула рукой бабка. — Вечером зайди, ужо угощу похлебкой.
Невыгодно ей было ссориться с Войтигором, изредка — да хотя бы и изредка — все же поставлявшего клиентов.
— Вот и славно. — Волхв повеселел. — Поди, наврала парню с три короба?
— Ничего и не наврала. — Старуха закашлялась. — Обсказала все как есть, чистую правду.
— Ага, знаем мы твою правду, — с усмешкой поддел Войтигор. — Ну, тогда до вечера, Каргана. Не пойдешь уж больше на торг?
— Не пойду, — хмуро отозвалась задетая за живое старуха. — Как пойдешь на похлебку, лепешек там прикупи, не пекла я лепешек, не с чего.
«Не с чего тебе, как же!» Волхв скептически ухмыльнулся, но вслух ничего говорить не стал, опасаясь, как бы бабка не передумала и не лишила его обещанной похлебки. Простился до вечера, да и зашагал себе прочь, к торгу, мало ли, еще чего-нибудь запромыслить удается? Эх, колпачников бы раскрутить… Но — опасно, да и напарника пока нет.
После ухода Войтигора старуха еще долго не могла успокоиться. «Наврала»! Как же! Все обсказала, как было… Вернее, как догадалась сама, пообщавшись вчера в корчме с пьяным варягом Стемидом, давним своим знакомцем.
Ранним утром над Днепром клубился туман, почти полностью скрывавший готовые к походу ладьи. Молочно-белый, плотный, он окутывал пристань настолько плотно, что идущим к судам воинам приходилось внимательно смотреть под ноги.
Стройными, закованными в светлые кольчуги рядами шла княжья дружина — вначале старшая, бояре, затем гриди и уж потом только «отроки» — «детские». Гремели дудки и бубны, и множество киевлян, несмотря на туман, высыпали с Подола к –пристани посмотреть и проститься с дружиной.
— Эй, Корчема, губу-то подбери, потеряешь! — подначивали киевляне знакомцев. Плакали, прощаясь с любимыми, девушки, а вездесущие мальчишки, чтобы лучше видеть, забрались на деревья.
— Князь! Князь! — вдруг закричал кто-то, и вся пристань отозвалась одобрительным гулом. Жители Киева любили Олега. Хороший князь, сильный и, главное, справедливый, хоть и варяг. Налогами зря не примучивал, от хазар да печенегов оборонял, дружину водил в ромейские земли. Чего еще нужно от князя? К тому же в Киеве и подвластных землях навел строгий порядок, всех подчинил одному закону — «правде», волхвам хвосты поприжал. Уже мало кто и вспоминал, как страшно было жить при Дирмунде-Дире. Быстро забывают плохое люди, как, впрочем, и хорошее.