— Да за эти деньги буры будут мне мило улыбаться до конца жизни!
Отто лично следил за тем, как грузчики аккуратными рядами расставляют ящики по всей длине грузового отсека «Ассегая» и крепят к болтам. Сверху он распорядился поставить коробки с боевыми патронами и крейты с пулеметами «Максим».
Когда все ящики были закреплены, обнаружилось, что в дирижабле остается слишком мало свободного пространства и экипаж с трудом сможет передвигаться по кораблю и исполнять обязанности. Чтобы решить проблему, Отто приказал убрать переборки между кабинами и снять скамьи, тем самым не оставив команде иного варианта, как спать во время полета на деревянном настиле. Разобрав обе рубки — радио и штурманскую, — он перешел к осмотру находившейся под носовой частью командной гондолы. Три уборные демонтировали, в результате чего в распоряжении двадцати трех участников полета осталась лишь одна-единственная — в целях экономии граф решил не проводить различий между мужчинами и женщинами, старшими офицерами и поварами-индийцами. Участь уборных постигла и прачечную, вдвое уменьшилась кухня, где Отто оставил лишь небольшую электрическую плиту — чтобы разогревать суп, варить кофе и готовить по утрам кашу. Молоко взяли сухое; недостаток привычных, изысканных продуктов компенсировали колбасой, холодным мясом и галетами. Алкоголь граф распорядился не брать. В общем, в конце его инспекции «Ассегай» мало походил на себя прежнего, напоминая скелет, на который нарастили самое необходимое.
Состоявшийся перед самым отлетом прощальный обед проходил в ангаре, где стоял «Ассегай», под массивной серебряной громадиной дирижабля. В последнюю минуту один из лимузинов, за рулем которого сидел одетый в униформу шофер, доставил из замка Еву. Она была в летном снаряжении: высоких ботинках, перчатках и шлеме с защитными очками. Шофер нес чемодан, который составлял весь ее багаж.
До ее прибытия экипаж не подозревал, что она отправится вместе с ними. Благодаря красоте и очарованию Ева давно стала всеобщей любимицей, поэтому приветствовали ее тепло и искренне. Хенни Дюран не видел ее с момента возвращения из Момбасы на «Адмирале». Грубый, неотесанный крестьянин, он поклонился и поцеловал ее руку. Товарищи Хенни не удержались от гиканья и смеха, и Дюран, словно мальчишка, залился румянцем. Ева была тронута и даже почувствовала легкий укол совести за то, что сознательно ввела Хенни в заблуждение, притворившись, будто не поняла значения его встречи с бурским генералом.
Граф Отто окликнул ее, и Ева заняла место рядом с ним, во главе стола. Мирбах представил свою подругу в качестве талисмана экспедиции. Слова его были встречены аплодисментами и одобрительными восклицаниями. Все радовались и рвались в полет, который воспринимался не иначе, как грандиозное воздушное приключение.