— Конечно нет. — Николь подмигнула Лидии, которая лишь округлила глаза и вздохнула. — И я высоко ценю, что ты не ябедничаешь ему о… ну, ты знаешь. И со мной все отлично. Скучно до смерти, должна тебе сказать, но все замечательно. Так что можешь, пожалуй, снова разговаривать с ним. Но так не было бы, если б ты рассказала ему обо всем сейчас. Потому что тогда он удивился бы, почему ты не рассказала ему тогда, сразу. Понимаешь? Все благополучно для нас.
— Ничего не благополучно, юная леди. Будешь снова плохо себя вести, и я отправлюсь к Рафу так быстро, что ты и глазом не успеешь моргнуть, и к черту все последствия для меня. Тебе ясно?
— Ты не должна ругаться, — тихо сказала Лидия и покраснела до самых корней своих светлых волос. — Извини, Шарлотта. Но ты не должна.
Николь нахмурилась.
— Но… но тогда почему ты избегаешь Рафа? Он сделал что-то ужасное? — Подавшись вперед, она широко улыбнулась. — Он пытался поцеловать тебя? Лидия, посмотри на нее! Она покраснела совсем как ты. Он пытался, да? — Николь радостно захлопала в ладоши: — Расскажи! Расскажи нам все. Ты же знаешь, что уже через несколько месяцев у нас отбоя не будет от лондонских поклонников. Пожалуйста, расскажи нам. Это страшно?
— Капитан Фитцджеральд ругается, — сказала Лидия, явно не обратившая особого внимания на свою сестру, что, возможно, было благоразумно для нее. — Он всегда очень быстро извиняется, но иногда забывает. Особенно когда мы говорим о войне. Этот проклятый Бонапарт! Ну, это капитан Фитцджеральд так говорит.
— Лидия, помолчи, — предупредила Николь, все еще глядя на Шарлотту. — О, он сделал это, верно? Он поцеловал тебя. Но теперь вы сердитесь друг на друга. Почему?
— Мы не сердимся, Николь. Лидия, ты права, ты не должна ругаться, даже если всего лишь повторяешь то, что сказал капитан Фитцджеральд.
— Извини, — пробормотала Лидия и отложила иглу. — Мне действительно пора идти. Мы снова читаем сегодня Шекспира. Капитан Фитцджеральд такой забавный, когда произносит строки о трех ведьмах. «Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня!»
Николь проследила взглядом, как ее сестра вышла из комнаты, и сухо сказала:
— Знаешь, она воображает, что влюбилась в него. Глупая маленькая дурочка. Я беспокоюсь о ней. Она готова к тому, чтоб ее сердце разбилось. Со мной такое никогда не случится. Любовь — это только для тех, кому не жаль снова и снова разбивать свое сердце. Если чье-то сердце разобьется, когда я буду блистать в лондонском обществе, то только не мое.
Шарлотта едва сдержалась, чтоб не рассмеяться.