Вспомнилось, что этот полоумный Бейстшоу что-то говорил мне насчет Гиберти, и я направился на Пьяцца-дель- Дуомо.
Лошади дрожали на пронизывающем ветру. В холодных закоулках и нишах каменных стен жались торговцы каштанами, и пламя вырывалось из их жаровен.
Из-за стужи людей возле баптистерия было не много: несколько мелочных торговцев со слезящимися на ветру глазами предлагали сувениры и открытки с видами. Я стал разглядывать панели с изображениями, охватывающими всю историю человечества. Пока я любовался золотыми скульптурными головками наших предполагаемых предков - праотцов и праматерей, - ко мне подошла старая дама и с ходу начала излагать историю Иосифа, рассказывать о поединке Иакова с ангелом, исходе из Египта и двенадцати апостолах. Она все путала, поскольку в латинских странах не очень-то принято изучать
Библию. Мне хотелось, чтобы она оставила меня в покое, и я отошел на несколько шагов, но она не отставала. Она была с палкой, с ручки которой свисала дамская сумочка, и в шляпке с вуалью, прикрывавшей лицо, благородное и очень старое, изъеденное какой-то паршой и с темными болячками на губах. Мех ее пальто был вытерт и грязен.
- А теперь я расскажу вам о дверях. Вы же американец, правда? Я вам помогу, ведь самостоятельно вы этого не поймете. В войну я познакомилась со многими американцами.
- Вы не итальянка, да? - спросил я. Она говорила с акцентом, похожим на немецкий.
- Я из Пьемонта, - ответила она. - Мне многие говорят, что мой английский сразу выдаст происхождение. Но я не нацистка, если вы к этому клоните. Я могу назвать вам свою фамилию, но, похоже, вы не разбираетесь в старинных родах; так зачем и называть?
- Вы совершенно правы. Незачем называть свою фамилию первому встречному.
Я прошел дальше, разглядывая скульптуры на дверях. Лицо мое горело от Трамонтаны.
Она опять проворно нагнала меня, несмотря на хромоту.
- Мне не нужен гид. - Я вынул из кармана деньги и дал ей сто лир.
- Что это? - спросила она.
- В каком смысле? Деньги.
- Что это такое вы мне даете? Да будет вам известно, я живу в монастыре в горах, в комнате, где со мной ютятся еще четырнадцать женщин. И кого только нет среди них! Я должна спать рядом с четырнадцатью посторонними женщинами! И ходить в город пешком, потому что сестры не дают нам денег на автобус!
- Они хотят, чтобы вы оставались в монастыре?
- Они просто не отличаются умом, - отрезала старая дама. Она не может там оставаться и выполнять идиотские задания, которые получает, и потому убегает в город. Она бунтовала, эта худющая, с гнилыми зубами и щетиной на подбородке старуха - грустная карикатура на былую элегантность.