— А потом я познакомился с Линн и переехал сюда. Рано утром переезжал. Она не знает, где я. Работу бросил. Вот и сижу. Я, наверно, схожу погулять с собачкой — Линн это нравится. Вернется с работы, а я ей: «Линн, а я твою собачку выгуливал». Она тогда улыбается. Нравится ей это.
— Валяй, — сказал я.
— Эй, Хрюндель! — заверещал Роджер. — Пошли, Хрюндель!
Тряся брюхом, прислюнявила эта дебильная тварь. Они ушли.
Продлилась такая радость всего три месяца. Дорин познакомилась с мужиком, который говорил на трех языках и был египтологом. Я вернулся к себе на разбомбленный дворик в Восточном Голливуде.
Однажды, где-то через год, выходил от зубного в Глендейле, гляжу — Дорин садится в машину. Я подошел, мы сели в кафе, выпили кофе.
— Как роман? — спросила она.
— Пока ни с места, — ответил я. — По-моему, я эту падлу никогда не допишу.
— Ты теперь один? — спросила она.
— Нет.
— Я тоже не одна.
— Хорошо.
— Ничего хорошего, но сойдет.
— А Роджер еще живет с Линн?
— Она его хотела бросить, — сказала Дорин. — А потом он напился и упал с балкона. Его парализовало ниже пояса. Страховая компания выплатила ему пятьдесят тысяч долларов. Потом он пошел на поправку. Костыли сменил на трость. Опять Хрюнделя может выгуливать. Недавно вот изумительные снимки сделал на Ольвера-стрит[3]. Слушай, мне пора бежать. На следующей неделе лечу в Лондон. Рабочий отпуск. За все уплачено! До свиданья.
— До свиданья.
Дорин вскочила, улыбнулась, вышла, свернула на запад и скрылась. Я поднес ко рту чашку, отхлебнул, поставил на место. Передо мной лежал чек. 1 доллар 85 центов. У меня с собой было 2 доллара — хватит как раз, плюс чаевые. А как я, на хер, буду платить зубному — уже другой вопрос.
Я пошел его повидать. Он был великий поэт. Лучший повествовательный поэт после Джефферза[4], а еще и семидесяти нет, во всем мире знаменит. Наверно, лучше всего знают две его книжки — «Мое горе лучше твоего, ха!» и «Мертвые томно жуют резинку». Он преподавал во многих университетах, получил все премии, включая Нобелевку. Бернард Стахман.
Я поднялся по лестнице общаги для молодых христиан. Мистер Стахман жил в номере 223. Я постучал.
— ЗАВАЛИВАЙ! — заорал кто-то изнутри.
Я открыл дверь и вошел. Бернард Стахман лежал в постели. Воняло блевотиной, вином, мочой, говном и разлагающейся пищей. Меня затошнило. Я забежал в ванную, проблевался и вышел.
— Мистер Стахман, — сказал я. — Вы б открыли окно?
— Хорошая мысль. И не надо вот этого «мистер Стахман». Меня зовут Барни.
Он был инвалид — ему удалось встать с усилием и переползти в кресло у кровати.