Мальцев услышал в вышине гул и поднял голову. Опять это был самолет, но теперь темный, почти черный, и только след его розовел в последних солнечных лучах, уже не попадавших на землю.
Мальцев увидел парнишку и поднялся.
— Что, Юра, будем вечер коротать?
— Давайте. Надо приготовить поесть. Чего-нибудь горячего, а?
— Пожалуй. Горячего не худо. Я сейчас принесу из бортпайка банку консервов. Сделаем похлебку.
— Да, да, — весело сказал парнишка. — Я достал в деревне картошку и лук.
Долгий летний вечер, наконец, превратился в ночь. Мальцев перестал замечать, как это бывает, когда стал жить в большом городе. А раньше, в детстве, приход ночи всегда удивлял его и тревожил. Все вдруг пропадало: и дома, и заборы, и ближние кусты, и дальние огороды. Все пропадало, и приходило что-то одно. И это одно была ночь.
Когда Мальцев вышел из самолета, рядом с домиком уже пылал костер. Парень чистил картошку. Мальцев бросил в огонь охапку бурьяна. Трава занялась с сухим треском, и летчика обдало запахом полыни. Он прикурил от уголька и, словно повинуясь чьему-то зову, оглянулся. На небе была луна. Она выкатилась неожиданно, кругло и бесшумно. Воздух был чистый, и Мальцев хорошо видел четкий силуэт своего самолета — тяжелое брюхо, длинные мотогондолы и непропорционально тонкие стойки шасси.
Парень снял кастрюлю и поставил на огонь воду для чая. Потом принес в газете хлеб, протянул летчику ломоть и алюминиевую миску с похлебкой. На поверхности похлебки плавали янтарные пятна жира и мелко нарезанный лук.
— Очень вкусно, — сказал Мальцев после нескольких ложек. — Ты дока, Юрий!
Парень улыбнулся и склонился над миской. Ели они молча. Мальцев заметил, что мальчишка за ним наблюдает.
— Дмитрий Петрович, вы давно летаете?
— Давно. Двадцать лет.
— Здорово! Это ведь здорово: двадцать лет летать.
— Ну, брат... Здорово не здорово — работа.
— Ладно, — сказал парень торопливо. — Я так спрошу: вы бы хотели, чтобы ваш сын летал?
Мальцев рассмеялся.
— У меня дочь. А вообще не знаю... Нет, пожалуй, не хотел бы.
Мальчишка задвигал острыми лопатками. Он, видно, еще о чем-то хотел спросить, но отвернулся и стал глядеть в огонь. Красноватые отсветы играли на детском лице: оно то вспыхивало, то погружалось в тень.
— Посуди сам, Юра. Вечно в командировках, дома почти не бываешь. Да еще сядешь где-нибудь и сидишь. День, два — куда ни шло. А однажды в Хатанге мы полмесяца пургу пережидали.
— Скучно как-то и одинаково все вы рассуждаете, — вздохнул мальчишка. — У нас недавно тетка с мужем гостили. Он механиком плавает на танкере. Уйму интересного рассказывал про корабли, про разные страны... А потом говорит: «Уйду на завод». Мол, полтора куска в месяц все равно буду иметь.