- Нет отряда, нет, - говорил Збигнев. - Все погибло - вера, воля, Жечь Посполита. Зачем была вся эта кровь? Зачем столько ее пролили? Столько виселиц и каторжан? Неужели те паны, что начинали восстание, верили в победу?
Он уже не говорил, а кричал, потрясая над головой руками, и сам весь трясся, как в лихорадке.
- Брата повесили, отец и сестра в тюрьме, а я... А мне что делать? Что со мной будет? Как мне спастись?
Все молчали, угнетенные и этим отчаянным криком, и известием о пленении отряда Ковальского.
- Кто поднял край? Варшавские паны-безумцы. Власти захотели. И для этого нас, как баранов, погнали... Ну, чего молчите? Неужто еще думаете воевать? Сюда полк конницы идет. Полк!
К Збигневу подошел Лемжа, командир отряда, сказал:
- Тихо. Не хочешь сражаться - твоя воля, иди домой. А я не хочу больше слушать дезертира и паникера.
- Я - дезертир? Паникер? Как ты, пся крев, можешь так говорить. Я с первых боев... Я... - Пригнувшись, выставив вперед руки с растопыренными пальцами, Збигнев пошел на Лемжу.
Тот отступил назад, выхватил из ножен саблю.
- А-а, - закричал Збигнев. - Ты, курва, с саблей!
Богушевич и Микола кинулись к Збигневу, заслонили от него Лемжу. Начали успокаивать, уговаривать, и Збигнев сразу обмяк, постоял молча, в нерешительности и сел, опершись спиной о ствол березы. Сидел с опущенной головой, будто дремал.
- Вы, пан Збигнев, устали, отдохните, - сказал Богушевич.
Тот, словно послушав его совета, сполз по шершавому стволу, повалился наземь, уснул.
- Ну, что будем делать, - после неловкого, тяжелого молчания спросил Лемжа. Он был встревожен, бледен, тонкие побелевшие пальцы все еще сжимали эфес оголенной сабли.
- Саблю спрячь, - подсказали ему.
Лемжа испуганно и удивленно взглянул на саблю, видно, не понимая, как она очутилась у него в руке. Потом стал вставлять острие клинка в ножны, но рука дрожала, и сабля не попадала в отверстие.
- Так что будем делать? - снова спросил он и резко, со злостью лязгнул саблей - наконец она влезла в ножны. - Я думаю, надо идти дальше на запад, куда отступают все отряды. Идти и давать бой войску.
- Давать бой? - спросил кто-то. - Где, чем, какими силами?
- Своими силами. У нас пятнадцать ружей, три пистолета. Будем устраивать засады. Пусть не думают, что нас уже нет. В боях еще ружья добудем.
Лемжа был молод, невысок, худ, с острыми чертами лица. Небольшие черные, как угли, глаза горели болезненным, горячечным блеском. Вытянутые острыми палочками черные усики были аккуратные, холеные, подстриженные. "Неужели у него находится на них время?" - подумал Богушевич.