А вот кто совсем не боялся жути, так это Тростик. Бывало, что ему специально наскребали на билет, и он с восторгом мчался «испытывать невесомость».
А Лорка — та и думать боялась о «невесомости». Говорила: «Я иногда во сне падаю, и это такой страх…»
И все равно она была бесстрашная! Вон как ворвалась в сарай Квакера! Почти самая первая!..
Дома Ваня сказал:
— Граф, давай возьмем с собой Лорку.
— Куда? — было заметно, что профессор не выспался.
— Как куда? Делать копии карты! Ну, ты же обещал!..
Дед поморгал и проворчал что — то вроде «назвался груздем…».
— А Лорка…
— Да хоть десять Лорок… Надеюсь, она не такая зануда, как ее бабушка…
Дело в том, что Граф недавно все же побывал в Клубе школьных ветеранов и вернулся недовольным. Люди там оказались не очень знакомые («не из нашего класса»), а разговоры велись скучные… Но это их проблемы, «ветеранские»!
Ваня позвонил Лорке. Та примчалась через десять минут. Легонькая такая, будто сорванная с газона ромашка. В белой юбочке и желтом топике. Ваня украдкой залюбовался. Тетя Лара сказала:
— Посмотри на Лорочку… А ты? Переоделся бы…
— Нет! — Ваня суеверно боялся, что, если расстанется с нынешней невесомой одежонкой, лето побежит быстрее.
2
Главный корпус университета стоял неподалеку, на тенистой улице Володарского — в квартале от речных обрывов, из которых торчали остатки срубов деревянной крепости. И в само́м, пахнувшем тополями воздухе витала старина. Рядом возвышался Знаменский собор с острыми бело — васильковыми башнями. Он казался Ване семейством великанских рождественских елок, украшенных золотыми шарами. А кирпичное здание университета высотою в два с половиной этажа вполне могло бы называться академией.
До революции здесь была женская гимназия («Жаль, что не мужская», — иногда думалось Ване). На чугунных лестницах и в сводчатых коридорах висела постоянная музейная прохлада — пушистыми крыльями обмахивала голые руки и ноги. Таинственно светились высоченные цветные витражи…
Поднялись на второй этаж, здесь был кабинет профессора Евграфова.
— Посидите у меня, я пойду в копицентр…
— Мы лучше погуляем. Я покажу Лорке картины…
И они пошли по коридорам. Почти пустым, потому что сессия уже кончилась.
Картин было множество. Прежде всего — про Пушкина. «Пушкин и Наталья Гончарова», «Пушкин и няня», «Пушкин и царь»… Ване картины нравились. Местный знаменитый живописец постарался для родного университета.
Лишь картина «Пушкин и царь» Ване была не по душе. Николай Первый в тугом мундире нависал над поэтом, как глыба, и гневно тискал за спиной снятые перчатки. А Пушкин — маленький, верткий какой — то — небрежно привалился к столу и, вскинув лицо, насмешливо смотрел на самодержца. Здесь ощущалась неправда. Пушкин был, конечно, ироничен и смел, но едва ли он позволил бы себе