— Возможно. У меня ведь есть такая возможность… помочь.
— Но как ты намерен объяснить это самому себе, Джимми, милый? Ты хочешь дать им положительный ответ уже сейчас? — испугалась Даниэль. — Поостерегись. Можешь ли ты мыслить разумно после такой атаки? Я же видела, как Майкл с тобой разговаривал. Это недопустимо! И все эти доводы… да они гроша ломаного не стоят! Я, конечно, понимаю, что такому широкому человеку, как ты, проще помочь, чем отказать. Но какую услугу этим ты окажешь самому себе, милый? И куда это заведет тебя в дальнейшем? Что в следующий раз они потребуют заложить? Ты не можешь не думать об этом, — вразумляла любимого Даниэль.
— Еще вчера, спрашивая обо всем своих родителей, я был уверен, что знание правды освободит меня, сделает сильнее, — тихо проговорил Джим. — И что же в результате? И боль и гнев остались на своих местах, лишь усилились… Но зато теперь я знаю, кто я. Я Хаскелл, а не Брант. Это точно.
— Это уже немало, Джим. Ты примирился с Бобом и Клер. Примирился с их осторожной скрытностью. Все их поступки были продиктованы любовью к тебе. Теперь ты знаешь это наверняка. Твоя поездка не была напрасной. А от добра добра не ищут.
— Все так… Но…
— Ты думаешь, этим людям… — Даниэль указала в сторону, куда удалились Майкл и Анна, — этим людям нужно твое прощение? Думаешь, они нуждаются в воссоединении с сыном? Нет, милый, этим людям нужны только твои деньги… И ты будешь очень страдать, когда окончательно убедишься в этом.
— То, что они будут делать с моим прощением, — это их личное дело. Если они осмелятся требовать от меня что-то вновь, они познают мой гнев или презрение. Но отказать в их первой просьбе я не вправе. Эти люди дали мне жизнь…
— Это не была просьба. Это был упрек, требование, но не просьба.
— Такие они люди. Что поделаешь…
— Я отказываюсь тебя понимать, Джим, — с тяжелым вздохом покачала головой девушка.
— И не пытайся. Это моя забота, малыш, — ласково произнес он и обнял подругу.
— Могу я что-нибудь сделать для тебя? — спросила Даниэль, готовая смириться с его решением.
— Поцелуй меня, детка…
Она привстала на цыпочки и, приникнув к губам Джима, растаяла в горячем осязании любимого.
— Даже не представляю, что бы со мной было в эту минуту, если бы не было тебя рядом, не было этого поцелуя! — охотно признал Джим. — Если бы я не чувствовал, как сильно ты хочешь меня, — понизил он голос до шепота с хрипотцой. — Ты — мое пристанище, Дэнни, мой очаг, моя пища, моя надежда. Моя возлюбленная… Ты — мой сад нерастраченной нежности…
— Я совершила ошибку, Хаскелл, той ночью в Батарсте, когда отказалась стать полностью твоей, — сказала Дэнни, прижавшись к его груди.