Как лягушка реагирует на движение комара, так и мистер аппетит, заметив непривычное на фоне моря камуфляжное пятно, уставился на Алексея. Узел светлых волос…
А на крыльце тот же топтаный снег. Сопротивляясь, распятая, но сильная пружина сказала "чыыыз", а затем грохнула дверью за спиной и подзатыльником вытолкнула имя…
— Лена…
Еще лестница, теперь на террасу. Снизу вверх он увидел, как над темным плечом заскользил знакомый узел ее светлых волос, плотный и как бы небрежный. Тот самый узел из тяжелых, потому что крашенные, волос, над тем самым плечом…
А с белого снега в подъезде темно…
Она оборачивалась, а Алексей, поднимаясь, вдруг врезался в остановившееся время, как и тогда, на привокзальной площади, когда он впервые увидел ее. Поворот головы, шеи, плеч — как будто ветер с моря перелистывает страницы раскрытой книги, и на каждое мгновение их не меньше десяти…
Вздрогнули стены и два человека, слово взорвало воздух, рождая невидимые и сильные, наверное, магнитные вихри. Они развернули ее — в подъезде со снега темно, но он увидел или угадал, как танцующей юбкой взлетело ее легкое пальто. Она носит его зимой?! Оно ей идет…
Она оборачивалась, а Алексей поднимался, удивляясь, как долго может длиться обыкновенный, а для нее обыкновенно быстрый поворот головы. В дни июньского счастья, что подарили им солнце, море и случай, когда боевые топоры надежд и сомнений оказались закопаны в соленом песке, там им и место, они несколько раз ловили себя на том, что, быстро отвечая на случайный вопрос, разом произносили слово. Одно на двоих, удивляясь и радуясь совпадению и вызывая снисхождение у загорающих семей и вздрагивающую скрытым раздражением зависть у лишь голым югом соединенных пар. Вот и сейчас, застряв, как в стоп-кадре, в повороте ее головы, он уловил то приятное и любопытное единение мыслей, совпадение предположений. А за этим должно последовать — сразу же, без перерыва, взаимопроникновение взглядов и неотражение глаз…
Слова произносят выдыхая. Кажется, он не успел вдохнуть, а обломки букв и знаков, разваливаясь в ухабах воздушной волны, еще не пролетели сквозь мягкое от снега стекло, а он уже качнулся от прыгнувшей на него. Прыгнувшей точно — он только что вошел, а она уже поднялась, но пролет в девять темных ступеней не стал помехой. Ожидая паузы молчаливого упрека, холода равнодушия, но никак не взрыва он, слава богу, устоял, ответив на ее сильные объятия своей удивленной осторожностью. Стукнулись лбами — больно, но ерунда и привычно — у нее всегда множество шишек, и хорошо, что волосы длинные. Замерзший нос мазанул по щеке мокрым холодом, а он услышал или снова угадал, как ее губы шепнули… имя?