— Мама сказала «хара», — выкладывал Гай последние новости.
— Хорошо, — сказал я.
Нам нужно было перейти бульвар напротив «Макдоналдса», мы остановились у перехода. Машины на бульваре тоже остановились. И для нас, и для них горел красный. Они стояли в три ряда, в ближней к нам новенькой синей «субаре» сидел молодой араб.
— Как — хорошо?! — взвился Гай. — Гера, ты слышал, мама сказала «хара»!
«Хара» значит «дерьмо». Это из тех слов, которые нельзя говорить вслух, а мама сказала, и Гай, семилетний мыслитель, хотел понять, как надо к этому относиться. С логикой у него все в порядке: либо нельзя, либо можно. И пока это так, от него не отвяжешься. Кроме того, он пользовался случаем сказать слово, которое ему запрещают. Заладил и повторял:
— Мама сказала «хара». Мама сказала «хара». Мама…
— Кому?
— Не знаю. По телефону.
— Хорошо.
— А можно говорить «хорошо»?
— Почему же нельзя?
— Потому что там тоже есть «хара». «Хара-шо».
Загорелся зеленый для машин, они рванули, а араб в «субаре» медлил. Я увидел на сиденье рядом с ним сумку. Она была синяя, распертая от чего-то угловатого, и из нее торчали два белых проводка с блестящими медными концами, словно бы выдернутые из выключателя. Араб смотрел на Гая и не двигался, сзади него сигналили, и я увидел то, что сейчас произойдет: бросив руль, араб руками соединит проводки, и начиненная гвоздями бомба взорвется. Я загородил Гая и едва не оказался под «субарой». Араб наконец поехал, никого не взорвав. Досадуя на себя за дурацкую панику, я взял Гая за руку.
Мы шли в «Макдоналдс». Так повелось, что когда я забираю его из школы, то по пути домой покупаю в «Макдоналдсе» детский набор, к которому прилагается игрушка на выбор. В набор входят маленький гамбургер, кока-кола со льдом и кулечек чипсов размером со стакан. Кроме того, я покупаю мороженое. Для меня все это дорого, на такие деньги — двадцать два шекеля — мы с Ирой живем два дня, но она решила, что раз в неделю мы можем потратиться на внука.
В этот день ждали террористических актов, и все старались избегать людных мест, а «Макдоналдс» помещался у автобусной станции, в самой толчее, так что я с облегчением вздохнул, когда мы с Гаем из него вышли. С пакетом еды и какой-то синей меховой обезьянкой, выбранной Гаем, мы дошли до автобусной платформы и сели на скамейку. Гай задумчиво ел мороженое и вяло поинтересовался:
— Гера, ты Гера?
— Да, я Гера.
Он кивнул.
Приходилось относиться к этому, как к игре. Он очень умный для своих семи лет. Например, он не хочет быть солдатом, потому что солдат убивают. Все мальчишки любят играть в солдаты, а он слишком умный. И летчиком быть не хочет, боится упасть. И в шахматы уже играет прилично. Но, как говорит его мама, у него есть проблемы. Они из-за телевизора. Он живет в этих своих фильмах, а там только и делают что превращаются, чудовища принимают облик людей. И Гай немного в этом запутался. Ему только семь, откуда ему знать, где телевизор, а где жизнь? На всякий случай он производит ориентировку. Для этого ему достаточно простого ответа: «Да, я Гера».
