Прошло какое-то время, прежде чем она сообразила. Потом — снова это было чуть аффектированно — ее осенило, и она изо всех сил затрясла головой в знак того, что поняла. Окончательно поняла. Она снова заговорила:
— Я просто не сообразила. Понимаете, мой сын… нет-нет. О боже! Но садитесь же! Не хотите ли сигарету? О, пожалуйста, курите. У нас, слава богу, есть кое-какие запасы.
Себе она тоже взяла сигарету и закурила.
— Значит, вы не о моем сыне? Вы не представляете себе, как я перепугалась! Потому что, надо вам сказать… О господи, господи!
Я выложил свое поручение, спасительную ложь и все прочее. Я сказал, что работаю вместе с Индрегором и помогал ему раздобывать кое-какие документы, когда ему пришлось сломя голову бежать в Швецию. И так далее. И он просил меня… Он встретил ее на улице — ну и дальше, что полагалось. Она рассмеялась — звонко, теперь уже совсем облегченно.
— Ох, только и всего! Подумать только — он! — Она ничего больше не сказала, но в глазах ее мелькнуло такое выражение, будто она тешится маленькой, лишь ей одной известной тайной.
Да нет же, вовсе она не слыхала про него, будто он сотрудничал с немцами. А если б и услыхала — не поверила… А не поздоровалась она с ним просто потому, что задумалась о своем сыне и до нее только через несколько секунд дошло, что ей кто-то поклонился. Потом уж она сообразила, кто это такой, и повернулась, но было поздно.
— А он подумал, что я не захотела с ним поздороваться? Бедненький!
Ей его — слабая улыбка — так жаль.
— Мне бы так не хотелось его огорчать! Он такой милый!
Но тут я уже не мог ее удержать. Она почувствовала ко мне, как она выразилась, такое безграничное доверие. А ее сын — ему восемнадцать лет, и он так ее беспокоит, что… Три недели назад является к ней в спортивном костюме и с рюкзаком и объявляет; «Я еду на рыбалку, мама! Вместе с Петером!»
А раньше он ни слова не говорил ни про какую рыбалку.
И с тех пор она от него ни строчки не имела. Так что, когда я по телефону сказал про рыбаков… Удивительно, правда?
Я сказал, что в летнее время естественно говорить о рыбалке.
— О конечно, но…
Она взглянула на меня испытующе, не держу ли я все же про запас какой-то секрет.
Вообще-то она последнее время замечала, что сына и его друзей что-то занимает. Что ж, она не пыталась выспрашивать. Ей только казалось, что не мешало бы посвятить мать в свои дела. Она и мужу так говорила, но он отвечал только: всему своя пора, мой друг! Доверчивость хороша в мирные времена.
Как будто она сама не знает, что сейчас война, и не сумела бы хранить тайну! Но, может быть, я тоже как ее муж и сын, считаю, что женщинам ничего нельзя рассказывать?