– Ну так как же, – растерянно заморгала мать. – Не звонишь, не приезжаешь, не на сорок же дней остался, Григорий-то ведь живой.
– Георгий он, мама. И умирать не собирается.
– Вот и я говорю... какого лешего ему сделается! А вот дочка у него – Женька, кажется, так та просто ягодка.
– А ты откуда знаешь?
– Так мне... мне ж он сам и рассказал. Он же звонил, я тебе не говорила? Да ты садись, ешь... Звони-ил, говорил, что переехал к своей второй жене-то... Как ее?..
– К Марии Филипповне?
– Ну да, к ней. А дочка, говорит, осталась. Не поехала. Потому что уж больно по Вадьке... по тебе то есть, тоскует. Ну я ему возьми и скажи, что, мол, по Вадьке-то такие красавицы сохнут! А он мне и ответил, что у него девчонка-то чистая ягодка, за ней полгорода пятки сбивают. Чего, Вадим, она впрямь такая прекрасная или врет опять Гришка?
Вадим тяжело вздохнул. Да уж, Лина – это за Женьку ему наказание, не иначе.
– Мам, она очень хорошая девчонка, но... Ну мам, я ж не последний идиот, чтоб на сестре-то жениться!
– Да уж какая там сестра! Тоже, как что скажешь! У Гришки-то отродясь своих детей не водилось, сестра-а-а...
Он улегся на кровать, по привычке сунул руку под подушку и постарался заснуть. А в глазах все мелькала дорога, а посреди этой дороги маленький дельфинчик. И вспоминались ему те короткие мгновения, когда он был с Линой... когда он был по-настоящему... счастлив. Как она смотрела, смеялась... кормила голубей... как она шутливо его отчитывала. Вспомнился ее сморщенный нос, когда она думала, как его обставить в карты, ее ловкое движение, когда она закручивала волосы в тугой узел там, у камина... И так тяжко становилось...
– Вадик, тебе плохой сон снится? – услышал он теплый голос матери. – Ты так стонешь.
– Нет, мам, мне хороший сон снится, спи.
– Да разве ж тут уснешь, – вздохнула мать и стала гладить взрослого сына по спутанным волосам. – Маленький мой, эта какая же стерва обидела моего сыночка? Да я ей за своего мальчика... прямо не знаю что бы сделала!
– Ну какой я мальчик, я уже дяденька. Мне же через месяц тридцать семь.
– А хоть и все семьдесят, для меня все равно мальчиком останешься. И никому не дам мучить своего ребенка.
Вадим снова прикрыл глаза.
– Эх, мама, мама. Если б ты знала, сколько девчонок твой ребенок сам измучил. Оно ведь все возвращается, как бумеранг.
Мать какое-то время помолчала, а потом яростно принялась успокаивать:
– А впрочем, Вадим, я рада, что ты вот так сейчас лежишь и тошно тебе. Ты ж от любови страдаешь, а это, милый мой, очень полезно. Какой же ты мужик, если вот таких мук не изведал? Да и обидно – что ты, хуже всех, что ли? Без них-то, без мучений, знаешь какой человек бедный сердцем... о-о-ой!