Б. Пастернак. Письмо к родителям. Стр. 697
* * *
За то, что, как предполагают самые преданные биографы, в тяжкую минуту, когда невмоготу стало быть второй, неженой, при Пунине, а самой самостоятельную жизнь налаживать было невозможно из-за лени, нашелся Пастернак и посоветовал ей перебираться в Москву, где у него возможностей с устройством друзей было больше, как-никак первый поэт страны (хоть сам был и болен, и в расстройстве) — размазала его по своему всегдашнему мещанскому сценарию: Пастернак мне делал предложение трижды… Но мне-то он нисколько не был нужен…
* * *
Драматическая «невстреча» с Цветаевой, главной темой в которой был вопрос о «возвращении», — обострила общее ощущение «всемирной бездомности». Все — предлог для витка развития отношений с Ахматовой: Здесь можно усмотреть психологическую основу для любопытного (у Быкова — «глухого» — как сказано! — ранящего сердце, сдавленного, покрытого мраком) свидетельства Анны Ахматовой, зафиксированного в записи Л. K. Чуковской от 8 октября 1960 г. (через четыре месяца после смерти Пастернака): «Мне он делал предложение трижды, — спокойно и неожиданно продолжала Анна Андреевна. — Но мне-то он нисколько не был нужен. Нет, не здесь, а в Ленинграде; с особой настойчивостью, когда вернулся из-за границы после антифашистского съезда. Я тогда была замужем за Пуниным, но это Бориса нисколько не смущало (как не смущало — и ее и его — то, что он сходил с ума от любви к жене). А с Мариной у него был роман за границей». Сказала про себя, сказала и про МАРИНУ. От слов Ахматовой отмахиваться не положено, надо очень серьезно комментировать. Трудно судить о том, насколько «матримониальная» сторона в данном случае соответствует действительности и не была ли она несколько преувеличена Ахматовой, точно так же, как явно преувеличенной (просто ОПОШЛЕННОЙ под свои — назовем более корректно — обывательские вкусы) выглядит оценка пастернаковских отношений с Цветаевой <…> но в высшей степени знаменательным представляется обращение к «внутренней эмигрантке» Ахматовой под воздействием потрясения от «невстречи» с находившейся в парижской эмиграции Цветаевой. (Л. Флейшман. Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. Стр. 355.)
У него, может, и был мотив «всемирной бездомности» (в этом достоверно неустановленном случае), а у Анны Андреевны — вполне бытовой, буржуазный, насмешливо-отрезвляющий мотив — вот с какими курьезами приходится иметь дело. Мне-то он нисколько не был нужен… Я тогда была замужем за Пуниным. Муж Пунин в эти послесъездовские антифашистские дни был на курорте: в Сочи, со своей настоящей женой Анной Евгеньевной и своей дочерью Ирой.