В качестве иллюстрации этих усилий приводится ее собственноручная запись в ее собственном дневнике. Я рада, что осталась ему верна до конца (тел.<еграмма?> Микояну), хотя гордиться этим решительно не стоит. (Записные книжки» Стр. 669. По: Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 622.)
Она рассматривала вариант быть ему неверной?
Рада и горда в казенной речи так часто стоят вместе, что уже стали восприниматься как одно слово, выражающее советский восторг. На самом деле, особенно когда речь идет о деле помощи ближнему, радоваться (радоваться, естественно, не за себя, что смогла превозмочь трусость или злорадство и поработала для другого, а за то, что помощь оказалась действенной) — это одно, а гордиться — это другое. Это возвыситься над теми, кто заставить себя к такому подвигу не смог, и это уж совсем плохо, и Анна Андреевна совершенно справедливо отмечает — для тех, кто даже такого не понимает, — что гордиться этим РЕШИТЕЛЬНО — еще ее одно казенное, надуманное («старомодная», «пахнущая стариной» лексика) слово — не стоит. Она, конечно, знает, что она РЕШИТЕЛЬНО ничего для освобождения Бродского не сделала. Его отец по следам приговора писал куда-то очередное (родители бьются до последнего) письмо, поименовывая всех, кто в его сыне принял участие, — Ахматову не вспомнил (на всякий случай — для защитников: «беречь» ее было совершенно незачем, она была в гораздо большей силе и гораздо меньшим рисковала, чем названные живые и старые Чуковский, Маршак и др). Она — решительно, в письменной форме заявляет, что гордиться не будет, что знает хорошо, что это не подобает, такая настойчивость нужна для того, чтобы скрыть то, что гордиться РЕШИТЕЛЬНО, абсолютно нечем. Тел. Микояну никаких не было, звонить не могла, телеграмм не слала. Дневник писался на публику. Всей «истории с Микояном» было вот что:
Идея личного обращения А.А. к председателю президиума Верховного Совета СССР А. И. Микояну принадлежала писательнице Ольге Чайковской: «Я изложила суть дела, А.А. ответила, что хорошо знает молодых ленинградских поэтов, все они у нее бывают, Бродский среди них, безусловно, самый первый, и если это нужно, она пойдет к Микояну. <…> А через некоторое время встретила я Сергея Наровчатова, поэта, он был в ту пору секретарем Союза писателей СССР. «Какой-то идиот, — сказал он мне, — уговорил А.А. идти к Микояну просить за Бродского, я ее ЕЛЕ ОТГОВОРИЛ (выделено Т.К.). <…> Неужели люди не понимают, что весь Бродский не стоит одной минуты волнения А., вредного для ее здоровья?