– Мама! Ну садитесь же! – позвала Маша. – Уже все остыло, а вы ничего еще не поели.
– Не мешай матери, пусть с подругами пообщается, – важно заступился за супругу Мефодий. – Мне вон тот кусочек подай еще, пожалуйста… ага… Вот я и говорю… Может быть, и в наш городок ворвется наконец культура…
А Валентина заливалась соловьем. Она уже обзвонила всех подруг по рынку, позвонила всем ближайшим и даже совсем не близким знакомым и сообщила, что завтра устраивает презентацию на рынке.
На следующий день она собиралась на работу, точно в загс.
– Машенька, – снова висела она на телефоне. – А ты говорила – какими мне тенями глаза-то накрасить? Ага… ага… А кожу? В смысле все лицо? Тональным? И еще пудрой? Понятно, а губы? Только карандашиком подвести… не сильно… Хорошо, Маша, а если у меня ничего этого нет? Нет, то есть имеется, конечно, косметика, но… только синие перламутровые тени и… То есть тени совсем выбросить? А что тогда намазать?
Выслушав мудрые советы и в конце концов тут же выбросив их из головы, Валентина накрасилась по старинке, надела на шею вместо шарфа яркий шелковый платок, загрузила в сумку несколько баночек с огурцами, отдельно упаковала холст со своим портретом и подалась на выход.
Конечно, было бы намного легче, если бы ей помогал Мефодий, но его она с самого утра отправила в гараж – пусть совершенствует свое мастерство, вдруг придется рисовать самого мэра города! А что? Очень даже может быть, главное – хорошая реклама! А уж этим-то займется Валентина лично!
Когда она появилась на своем месте, все подруги были уже в сборе. Они тоже по-своему подготовились к ее приходу – уже успели разложить свой товар и даже не слишком зазывали покупателей, чтобы не отрываться по пустякам, когда придется оценивать творчество Валиного супруга.
– Валентина! Чего ж ты так долго? – не вытерпела Михална. – Мы уж тут сгораем от нетерпения.
– Сейчас, девочки, все покажу… – торопливо раскладывала товар Валентина, пытаясь как можно дольше сохранять интригу. – Сейчас… Только вот огурчики поставлю…
– Да нет у нее ничего, чего вы ее слушаете, – поджала губы Павлина Марковна. – Или небось где-то усмотрела в журнале тетку, на себя похожую, вырезала, сейчас хвастаться начнет.
Валентина только улыбнулась улыбкой Джоконды – она теперь специально тренировалась так улыбаться, будто ты все знаешь, а никто об этом не догадывается.
– Вот! – наконец достала она холст, свернутый в рулон. – Глядите.
И подруги побросали свои лотки, подбежали к ней, и на некоторое время повисла пауза.
– Чего вы онемели-то? – обиженно спросила Валентина. – Давайте, говорите. Не можете, так просто в ладошки похлопать можно.