Чернов тем временем подошел к расстеленному брезентовому полотнищу - никто не посмел его остановить - посмотрел на обгорелые головешки, которые когда-то были людьми. Опытным взглядом заметил - среди обгорелых трупов две женщины, один подросток, от двенадцати до шестнадцати. Подростки тут тоже воевали - брали в руки оружие и воевали, они были даже страшнее, чем взрослые боевики, страшны безоглядным фанатизмом, подростковой жестокостью и готовность умирать за то, во что верили. Нет ничего страшнее, чем подросток с оружием. Казаки - а в Махачкале теперь тоже были и казаки, и Союз Ветеранов - не раз и не два сталкивались с такими вот подростками. Каждое такое столкновение - заканчивалось кровью.
Конец интервью Проносов скомкал, Надежда нервно оглянулась, увидела Чернова - и тоже помрачнела. Сунуться к нему она даже не пыталась - одного раза хватило. Чернов просто обошел стол, повернул ее к себе спиной, но не положил грудью на стол, а смачно приложил всей пятерней по заднице, а потом выгнал из кабинета. Были все-таки и те, кто брезговал.
- Что тебе здесь нужно? - недобро спросил Проносов, Чернов был его злейшим врагом, со своей нацгвардией и казачеством он вечно стоял у него на пути.
- Хочу поздравить тебя с очередной победой - спокойно ответил Чернов
- Когда я поздравлю тебя с твоей? - с ядом в голосе спросил генерал
Чернов проигнорировал явный выпад в свою сторону
- Ты ничего не хотел у них спросить?
- А что у них спрашивать? Это ты любишь спрашивать.
- Ты прав. Настанет время, когда я спрошу у тебя.
Двое мужиков с несколькими годами разницы в возрасте стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза, и даже подчиненные генерала Проносова замолчали, глядя на все это, на незримую дуэль двух мужчин.
Первым не выдержал генерал, он отвернулся, хотел позвать Бадаева и что-то ему поручить, но не для того, чтобы он это сделал - а для того, чтобы просто почувствовать рядом с собой какого-то своего человека, не быть одиноким. Он отвернулся, ища глазами Бадаева, голос которого он только что слышал рядом, взгляд генерала скользнул по людям, по разворошенному двору, и вдруг...
Боже!
Человек в штатском, с приколотой карточкой пропуска стоял у бронетранспортера и не отрываясь смотрел на него. Он знал этого человека, хотя предпочел бы забыть, не знать... столкнуть это безумие в самые дальние тайники памяти, запереть их на сто замков, чтобы больше никогда и никак они не посещали его. Но это был именно он, человек из Грозного, постаревший, но все же он, стоявший и смотревший на него - он стоял, смотрел, и в глазах его тлело пламя.