Княжна Тараканова (Гримберг) - страница 276

Идущих в наступленье в темный угол,
Где поднял меч ужасный царь казачий.
Последний меч в руках его сверкал,
И гибли куклы от его гордыни.
Погиб мой медвежонок, мой Рафал,
Которого привез отец из Гдыни,
И храбрый ежик, книжник и мудрец,
Иголками сражаясь, пал геройски,
И величаво погребен по-польски,
Под мокрый от рыданий полонез.
И волк из кожи старой кацавейки,
Царем сраженный, замертво лежал.
Последний меч его сразил навеки.
Тогда явился я и меч сломал.
Царя убил, и сжег его в камине,
Всех воскресил, и раны всем зашил,
И снова с ними весело зажил.
Бог мальчик нынче. Здесь его игра.
Наплачется дождем над телесами.
Зашьет ли он мне дырку от ядра?
Иль я останусь гнить под небесами?
Олоферн. Предсмертное
Ю, или Я? Явь, или кривь? Юдифь!
Чем ты прекрасней ассирийских див?
Я будто весь вошел в тебя с войсками.
Как будто мы одну тебя искали.
Юдифь, Юдифь, нет имени желанней.
О! Это Ю, глубокое, как сон.
Как ты меня скрутила в рог бараний!
Сильнее, чем Навуходоносор.
Да что такое? Что со мной случилось?
Красивее в гареме девы есть.
Быть может, ведьма девой обратилась?
И мне готовит праведную месть?
Однако, как слова ее разумны.
Еще никто из женщин молодых
Меня не завоевывал. У них
Одно лишь на уме – любить безумно.
Никто меня речами не пронзал.
Никто к ногам моим не бросил город,
Никто на весь народ свой не восстал,
Признав меня, могучий царский молот,
Я, я, всесильный молот – Олоферн,
Народы закую в оковы счастья.
И будет в каждой, в каждой голове
Моя любовь к Юдифи заключаться.
Еще одну, последнюю страну
Я подарю Навуходоносору.
Его – весь мир, а я возьму жену.
Мой мир – Юдифь. Горят, подобно copy,
Все чувства к женским прелестям, богам.
Юдифь, непостижимая, как космос.
Ты отдаешь народ свой, каждый волос!
Чего ты хочешь? Все тебе отдам!
Подать мне чашу самую большую!
Лей до краев, мой евнух, мой Вагой!
Пошли все вон! Любовь во мне бушует!
Юдифь, останься, погаси огонь!
Вот жизнь моя, Юдифь, я – в этой чаше.
И, выпив, упаду к твоим ногам,
Как ты бросаешь все богатство ваше.
Тебе принадлежу, а не богам…
Когда, конечно, это не обман…
Люблю… тебя… я… жизнь… тебе… отдам…
* * *

…Надо было понимать, что ее уже нет в живых… Но он не хотел понимать!.. Догадывался, но не хотел догадываться… Можно было думать о ее последних минутах, но зачем? Зачем представлять себе что-то страшное? Совсем не нужно!..

Все были убиты. Но никто никогда не нашел никаких могил…

Это было во внутреннем дворе тюрьмы. Рядом с ним не было никого из всех его прежних спутников. Наверное, они уже все погибли, а может быть, они погибли после него… Михал стоял под мелким снегом. Без кафтана, без камзола. Треугольный открытый ворот белой рубахи… Зачем отпускать, если можно убить, и никто не будет знать… И ничего не нужно… Евангелие от Луки – «…я трудился всю ночь и ничего не поймал…» Странствующий философ, нищий малоросс – «Мир ловил меня, но не поймал…» Дуло ружья черно засмеялось издевательски… очень громко… черно… засмеялось… Мир… поймал…