Я уверена, что она посмотрела на меня. Не от этой ли девицы исходит злобное письмо?.. Или это Маленький Засранец?.. Или кто-нибудь еще?.. Ах, у нас столько врагов!.. Но Вы, моя дорогая Луиза, будьте, по крайней мере, уверены в том, что у Вас есть настоящий, искренний друг.
Маргарита
Париж, 12 августа 1792
Когда Вы получите это письмо, дорогая Луиза, Вам уже будут, вероятно, известны события, случившиеся у нас позавчера. Целый день слышался пушечный грохот. С одной стороны, мы видим падение прежнего порядка, с другой - жизнь не слишком изменилась по сравнению с прошлым, кроме некоторых ограничений на пропитание, а также ареста, которому можно произвольно подвергнуться днем и ночью. Мы в некоторой растерянности, но продолжаем держаться, несмотря на то, что минули те времена, когда я имела честь принимать посланников польского короля или итальянскую знать. Не будем об этом думать. Одним из моих последних иностранных клиентов был некий шведский граф, имя которого я не в состоянии ни написать, ни произнести, но я знаю его как приятеля одного его соотечественника, господина Ф., друга нашей несчастной монархини. Мы очень любим этого шведа, так как он щедро платит за всё, обладает неистощимой фантазией и на отличном, хотя и несколько жестковатом французском языке забавляет нас историями, происходящими в других частях света. Так, он был свидетелем того, что произошло 29 марта этого года в Стокгольме, около девяти часов вечера, на маскараде, который был дан Густавом III в одном из дворцовых павильонов. Всё было бесконечно более сложно, чем мы думаем. Решала не политика, а страстные интриги, любовная ревность, пылкое соперничество мужеложцев. Представьте себе, как маски прибывают в зал, блестящую на итальянский манер в свете люстр - рассказывает швед - в то время как оркестр играет Корелли. Все одеты в одинаковые кремовые одежды, подпоясанные шарфом с серебряной бахромой, в треуголках и венецианских баутах из белой кожи. Наряд Густава III ничем не выделяется среди других, но для опытного взгляда маска прозрачней стекла. Ошибиться невозможно, каждый узнан без колебания, и пуля оставляет в королевской спине обожженное отверстие, которое расползается кровавым пятном. Все - и даже прочие любовники короля - расступаются перед человеком, которого зовут Якоб Иоанн Анкарстрём. Густав беззвучно падает, его относят в комнату, отделанную перламутром. Рана воспаляется, начинает гноиться, и врачи велят поддерживать в помещении холод, что вызывает у короля смертельную пневмонию. Он страдает еще две недели, дрожит и потеет под волчьими шкурами и не перестает умолять, чтобы пощадили Анкарстрёма, которого он все еще любит. Это милосердие не было принято в расчет. Не правда ли, удивительную историю рассказал нам швед, наливая себе мальвазию стакан за стаканом?